День 11 (16.09.06). Кора, 1-й день. Тарбоча. Монастырь Чуку.
Подъем в 9.00. Погода переменная, не холодно. Собираем окончательно рюкзаки, пьем чай с подмоченными продуктами, относим оставляемые в гостинце вещи и велосипеды в пахнущую мышами, заваленную бельем подсобку, которую нам открывает одна из до крайности миниатюрных девушек – работниц гостиницы. Рюкзаки кое-как влезают, но велосипеды приходится бросать в открытом тупиковом коридорчике, в который выходит дверь подсобки. Девушка знаками показывает, что велосипеды хорошо бы связать тросиковым замком, что и делаем, а так же накрываем их велочехлами, дабы не соблазнять лишний раз аборигенов.
Выходим. Поднимаемся по склону холма, на котором расположен Дарчен, влево по пологой, пыльной проселочной дороге, постепенно превращающуюся в утоптанную тропу, местами пересеченную свежими промоинами. Идем быстро, гуськом, никто особо не отстает. Воздуха ощутимо не хватает, но терпеть можно.
Тропа постепенно втягивается вправо, в открывающуюся долину речки Лха-чу. Здесь, так называемая, точка «первого простирания», т.е. куча расписанных тибетским рунами камней, флаги с мантрами и разбросанные шляпы, ботинки, куртки и прочее старье, очевидно, в жертвенных целях.
Открывающаяся долина не лишена торжественности и величия. Как исполинский коридор ведет она в горы, как в некое здание, впереди и справа угадываются знакомые по фотографиям гладкие, своеобразной формы коричневые скалы «постамента» Кайласа, а скоро появляется и господствует над окрестностью заснеженная пирамида его вершины. Дно долины, что, видимо характерно для Тибета, широкое и в целом очень ровное, и по нему петляет рукавами мелкая, каменистая речка. Стены долины, видимо, сложены из рыхлых пород, и тропа часто поднимается на их осыпи.
Скоро тропа пересекается с автомобильной проселочной колеей, идущей из Дарчена. Гудит мотор, мимо в клубах пыли проносится грузовик, над кабиной орнамент из двух «правых» свастик по краям, лежащего полумесяца и над ним Солнца в центре и странных, ромбических фигур из пересекающихся прямых между ними.
Примерно через полтора часа пути от Дарчена подходим к огромному, метров 20 высотой, деревянному столбу с золотым шаром наверху. Столб называется Тарбоча, укреплен растяжками-цепями. На десятках веревок, натянутых так же в виде растяжек, тысячи больших, с газетный лист, разноцветных флагов с мантрами и изображениями Будды, слаженно и грозно рокочут под постоянным и сильным ветром, дующим в долине с равнины.
Говорят, есть приметы, связанные с наблюдаемым наклоном столба относительно видимой за ней вершиной Кайласа, однако, не имея теодолита, мы не смогли определить качество своей кармы, диагностируемое Горой, и просто решили, что все у нас будет по умолчанию, как всегда, т.е. всего понемножку.
За столбом, из правого склона долины, выдается прямоугольный скальный уступ с плоской вершиной, несколько десятков метров высотой. Там, наверху, кладбище 70 махасидхов, индуистских святых, похороненных в некие неизвестные мне времена по зороастрийскому обычаю, т.е. тела их были расчленены и скормлены птицам. Кстати, вот и они, летают над нами, несколько достаточно крупных и явно хищных. Пытаюсь их снять на видео, но мешает Солнце и высоко они.
Поднимаемся к махасидхам. Плоскогорье огорожено подобием проволочного заграждения. Голая скальная поверхность усажена горками, пирамидами, стенками и прочими сооружениями из расписанными мантрами красноватых камней. Здесь же крутится горизонтальное ветряное колесо явно современной постройки, на основание из железной печки установленное, на подшипнике вращающееся и перемешивающее в основании, как видно, если открыть печную дверцу, ворох полуистлевших бумажек с мантрами.
С края махасидхского утеса я увидел в долине, недалеко от столба, поближе к реке, большой лагерь из одинаковых, поставленных рядами желтых, конических палаток, и еще двух, красных палаток, стоящих на некотором удалении. Несколько находящихся тут же белых джипов и грузовик явно говорили о наличии в желтых и красных палатках граждан из цивилизованных и богатых стран, намеревающихся совершить Кору с максимально возможным комфортом. Один из этих граждан, типичный такой, седой, в очках, в кепке с длинным козырьком, с тяжелой челюстью и дорогим фотоаппаратом, бродил вокруг наших вещей и искоса, с интересом поглядывал на нас. По виду типичный немец. Что, впоследствии, и подтвердилось.
Рядом с лагерем супостатов стояла ступа, сооружение вроде небольшой часовни, со сквозным отверстием в виде арки, символизирующем начало Коры или завершение уже пройденного круга, т.е. что-то вроде счетчика оборотов. Мы все семеро, как идиоты, пролезли по очереди с рюкзаками в это отверстие, сфотографировались, и отправились наконец в дальний нелегкий путь.
Еще со скалы махасидхов мы увидели впереди, высоко на склоне другого берега долины темное прямоугольное здание с окошками в несколько этажей – монастырь Чуку. Ровная тропа по плоскому дну долины быстро привела к украшенному растяжками с разноцветными флагами, мосту через речку, за которым начинался подъем к монастырю. А на нашем берегу у тропы стояло несколько построек из сырого кирпича, какое-то подобие небольшого парника, в котором, на куче песка, выращивали редис, и несколько больших, грязно-белых армейского типа палаток, из труб, выходящих из их пологов, шел ароматный, кизячный дым. На одном из сараев спутниковая тарелка. Рядом с сараем гелиоустановка, пара изящных, складных параболических зеркал, примерно по квадратному метру каждое, нагревали расположенный в фокусе на трубчатой ферме большой алюминиевый чайник. Рядом с другим сараем на земле, возле кучи сухого навоза, валялась клетчатая темно-синяя солнечная батарея, рядом заряжался через преобразователь автомобильный аккумулятор. Стая тибетских собак, мохнатых, с черными спинами и коричневыми животами и ногами, бегала и вяло дралась между собой на дороге рядом. Одна из собак, с небольшим красным пушистым галстуком вместо ошейника, что, кажется, означает, что животное совершило Кору, исправляя повреждения кармы, опрометчиво сделанные в предыдущем воплощении, подошла к СБ и, понюхав, задумчиво пометила ее.
А рядом, у палатки, семейство тибетцев, мужчины в ковбойских шляпах, женщины в подбитых мехом халатах, некоторые с малыми с детьми, сидящими в рюкзаках за спиной, спешивались с небольших гнедых коренастых лошадок.
У раскрытого парника с редиской мы сделали небольшой перекур с перекусом. Любопытные тибетцы и тибетки, молодые и старики, приходили к нам, садились рядом на землю и смотрели на странных паломников. А один старик, больной, еле ковыляющий, приходил, что-то бормоча, и показывал на больной глаз, прося, видимо, лекарства. Но что мы могли сделать для него? Дали печенье и конфету, старик поковылял с ними назад к своим палаткам.
Мы оставили Илью сторожить вещи и пошли налегке в монастырь Чуку. Подъем был очень крут, каменист и извилист, и не надо забывать, что это происходило на высоте без малого 5 км, этого никогда нельзя забывать в Тибете.
Вот, наконец, монастырь. Высокое, грубое каменное крыльцо без перил ведет к запертой двери в первом здании. Никто не открывает на стук. Идем дальше, вглубь комплекса монастырских построек проникаем через романтическую щель между скалой и задней стеной здания, попадаем во внутренний двор. Лает собака со склона над двором, дует ветер, «говорят» перетянутые через двор флаги. Заходим в другое здание. Там один служитель, по одежде мне не понять - монах или кто еще, и мальчик лет шести. Горят десятки больших свечей, от них – тепло. Вдоль левой стены библиотека – стеллажи с огромными пачками бумажных листов в переплетах, каждая в своей ячейке. А вот икона, на которой изображено буддистское божество с тигриным хвостом и уходящим в бесконечность вертикальным вихрем жестоких ликов, окаймленных ослепительным пламенем, и ряд падающих с его правой руки в бездну обнаженных фигурок грешников, числом кажется, 8.
Вот огонь большой свечи перед иконой.
Тихо, мерно в сумерках у правой стены звучит гонг, это Сергей ударяет по нему специальной колотушкой. И – тишина, только потрескивают свечи да глухо гудит снаружи ветер.
Выходим из этой давящей и беспокоящей тишины. Солнце, ветер, флаги, горы. Пробираемся по склону от монастыря чуть выше и дальше, до нависающего над долиной громадного камня. С него до вершины Кайласа, кажется, рукой подать, вот она, через ущелье слева вверху. Внизу палаточный «гестхаус» для паломников, мостик, вправо долина уходит в сияющий солнцем золотисто-голубой простор равнины Барка.
Из монастыря иду последним, думаю, чего бы еще такого снять на камеру. Во дворе детские голоса, два мальчика, один, кажется, тот, что был со служителем, и другой, постарше. Играют. Увидев, что я снимаю, младший начинает показывать серию фигур и упражнений с палкой, что-то вроде ушу, плавно перемещаясь, приближается, останавливается, улыбается в камеру. Даю ему юань, не знаю, прав ли, можно ли давать послушникам деньги, помимо монастырского «общака».
Спускаюсь вниз. Навстречу по тропе к монастырю поднимаются туристы, кажется, китайцы, из центральных районов или из-за границы. Китайские туристы пока еще составляют сравнительно небольшую часть из идущих Кору, но, вероятно, скоро это соотношение изменится.
Еще от монастыря замечаю быстро идущих по тропе Коры группу тибетских паломников, человек 7. Идут быстро, мужчины в шляпах и фиолетовых балахонах, с самодельными котомками, в рваных китайских военных кедах защитной окраски, идут, звеня колокольчиками. Быстро проходят мимо нас. Группу сопровождают пара собак черно-коричневой тибетской окраски, одна – с красной повязкой на шее. Таких групп мы будем видеть еще очень много всю дорогу. Кажется, осуществляется разделение полов – женщины ходят своими компаниями. Однако, мне кажется, я видел и смешанные группы, впрочем это могло быть и случайное смешение на маршруте при обгоне одной группы другою, или у них можно ходить семьями? Не знаю.
- Таши деле! – улыбаясь обугленными от горного ультрафиолета лицами приветствуют они нас. Некоторые в темных очках, но редко. Некоторые женщины, что помоложе, в повязках на лице от пыли и солнца, видны только черные глаза.
- Таши деле! – отвечаем мы, тоже пытаясь улыбаться. Я так и не понял, означает ли по-тибетски это просто приветствие, или как-то связано именно с перемещениями по многочисленным местным корам?
Снова идем по тропе, паломники впереди, Кайлас смотрит на нас сверху, со скал ущелья с обоих сторон спадают тонкие струи двух водопадов. Вечереет, ветер в спину с равнины все сильнее и холоднее, поэтому, когда видим у речки, чуть выше уровня воды, гладкую травянистую терраску, решаем остановиться. Ставим палатки, для кухни сооружаем ветрозащитную каменную стенку. Примуса новые, не опробованные, пока изучаются инструкции на вражеском языке, пока, наконец, закипает первая вода в походной скороварке – уже темно и очень холодно.
Едим субликашу с сублимясом при неживом свете налобных светодиодных фонариков. Не хватает костра. Очень медленно, но затихает ледяной ветер. На небе крупные, мохнатые тибетские звезды окружают темный контур Кайласа, смещенное, непривычное расположение созвездий, двойной Млечный Путь.
Всю ночь в душной палатке, кашляя и просыпаясь от ощущаемой организмом нехватки воздуха, я слышу шум речки, вздохи налетающего на тент ветра. И всю ночь по тропе мимо нашего лагеря, при свете фонариков, под звон тибетских колокольчиков - идут и идут паломники.
День 12 (17.09.06). Кора, 2-й день
Под утро ветер стих, термометр показал 5 градусов мороза. Заглянувшее в ущелье с безоблачного, густо-синего неба Солнце быстро согрело нас.
Пока завтракали и собирали лагерь, по тропе по одиночке и группами шли паломники и туристы. Встраиваемся в этот поток и мы. Выходим не торопясь, не одновременно, каждый в своем темпе, группа далеко растягивается по тропе.
Обгоняю двух немцев, мужчину и женщину средних лет. Здороваемся, общаемся. Они из вчерашнего лагеря с желтыми палатками в начале ущелья.
Минут через 40 справа открывается широкая поляна вплоть до основания Кайласа, между двух утесов хорошо видна западная стена вершины. У тропы пирамида раскрашенных камней, на нескольких шестах, вбитых в грунт, полощутся флаги.
С этого места в утесе, который правее, хорошо видна широкая, несколько десятков метров, неглубокая, трапецеидальной формы ниша, известная в мулдашевском опусе как ворота в Шамбалу. На взгляд ничего особенного, обычная выщерблина в скале. Я не геолог, но по-моему горные породы в Тибете все больше слоистые, рыхлые, осадочные, просто они подняты на огромную высоту геологической катастрофой, ударом Индии с юга, почти моментально, за несколько миллионов лет, и процессы осыпания и обрушения в самом разгаре, оттого такие причудливые формы порой у гор – молодые они!
Сельвачев, Сергей Смирнов и Арсений переобуваются в ботинки и кошки, намереваясь, если получится, по быстрому добраться до Шамбалы по глубокому кулуару в склоне горы и оттуда по уступу у подножья вертикальной стены. Задача оставшихся на тропе сидеть и наблюдать, и по возможности запечатлеть на фото-видео, как по нашим друзьям шарахнет мулдашевская охранная система - лазер с противоположного склона ущелья. А пока одеваемся потеплее. От утренней тишины и тепла не осталось следа, дует сильный холодный ветер, вершину Кайласа то и дело закрывают стремительные серые облака. Какое-то время даже начинает лететь снежная крупа, правда не долго.
А люди по тропе все идут и идут. Тибетцы, индусы, европейцы. Последние постепенно собираются около нас небольшой группой, фотографируют Кайлас или отдыхают. Среди них узнаю нескольких немцев, которых видел вчера у начала коры. Обращает на себя внимание высокий, худой европеец лет 50-и, с желтой повязкой на голове. С ним, как и с прочими, пытаемся объясняться на дикарском английском, как вдруг он говорит: «А можно по-русски? Я, вообще-то, чех.»
Йозеф говорит по-русски почти без акцента, лишь иногда не сразу вспоминая нужные слова. Вместе со всеми европейцами он приехал сюда из Непала на наемном джипе, а до этого бродил по Пакистану, перешел перевал 6000 м (он целует кончики пальцев – такой красивый был перевал!), отсюда собирается в Пекин и самолетом в Европу, домой.
Довольно быстро возвращаются наши горники, подгоняемые зарядами снега. На этот раз дальше ближайшего кулуара пройти не удалось, требуются веревки и много времени. Другой раз.
Интернациональная толпа валит по тропе дальше. Снежных облаков, скрывающих вершину Кайласа, будто не было, опять синее небо, солнце, тепло, почти жарко. На осыпи начинаются невысокие, но крутые, извилистые подъемчики, здесь приходится немного отдохнуть, восстанавливая сбившееся дыхание. Немцы присаживаются неподалеку. Через несколько минут все опять встаем. «Go! Go!» - подгоняем друг друга на межплеменном языке.
Выходим на довольно ровную травянистую террасу. Впереди грязно-белые армейские палатки, пахнет дымом кизяка, пасутся яки. На другой стороне долины маленький отсюда на фоне красноватых обрывов домик с крылечком - монастырь Дира-Пак.
В палатке и вокруг нее вавилонское столпотворение. Заходим. Палатка длинная, метров 15-20, сшита из нескольких. Вдоль стен застеленные лавки, низкие столики. Слева от входа стойка с напитками, в центре длиннейшая железная печка с трубой прямо сквозь тент.
Садимся у входа, получаем термос с чесумой. Впрочем, не чесумой единой, можно взять и пиво, пьем по глоточку. Мимо ходят немцы, пытаются нас сфотографировать. В глубине палатки в толпе вижу чеха Йозефа. Встречаем японца из четверки, с которыми ехали из Каргалыка – он бежит уже 3-й круг коры!
Идем дальше. Пересекаем вброд довольно большую речку, стекающую с ледников Кайласа – он здесь совсем близко, виден верх по речной долине. Два красавца яка, черный и белый, пасутся на относительно густой травке слегка заболоченного берега.
Еще немного, и впереди деревянный мостик через Лха-чу, длинный, украшенный флажками. Тропа переходит, так как по этой стороне реки осыпь из громадных каменных блоков. Практически сразу за мостом начинается непрерывный подъем на перевал Дролма-Ла, но мы круто сворачиваем вправо, и перейдя обратно вброд Лха-чу и ее приток оказываемся в живописной долине, с юга ограниченной длинной скальной дугой отрога Кайласа, несколько напоминающей формой параболическое зеркало гелиоустановок, на которых тибетцы кипятят воду в чайниках. Сама же гора справа совсем близко, массивно возвышается над Долиной Смерти, так называется это место в мулдашевском опусе. С ледника у подножья «Зеркала Царя Ямы» бежит речка, на ровной травянистой мягкой полянке на ее берегу разбиваем лагерь. Как всегда под вечер сильный ветер, поэтому свою палатку ставим в ветровой тени огромного камня, и здесь же организуем кухню. Ребята ставят свои палатки чуть ближе к речке, недалеко от двух прямоугольных желтоватых глыб – «камней-псов»
Здесь будет дневка.
По наклонной черте тропы на дальнем склоне долины проходят груженые яки, слышны колокольчики и голоса.
Быстро стемнело, ветер не унимается. Итак воздуха не хватает, а в темной, маленькой душной палатке хоть караул кричи – заснуть невозможно. Тяжело и грустно, дом вспоминается, многое вспоминается в такие ночи. А потом по тенту зашуршала снежная крупа, и, почти сразу, где-то в стороне монастыря или тибетского палаточного лагеря горестно завыли собаки.
День 13 (18.09.06). Кора, 3-й день. Дневка в Долине Смерти. Монастырь Дира-Пак
Только заснул под утро, как дежурные разбудили. Вылез из палатки. Солнце. На земле быстро тает тонкий слой ночного снега.
Сегодня четверка горников собирается подняться по леднику, стекающему в нашу уютную Долину Смерти, к подножию Зеркала Ямы, и дальше, вдоль стены основной части горы, через перевал пройти в соседнюю долину. Для хождения по леднику нужны кошки, у нас с Павлом кошек нет, мы просто хотим проводить товарищей, насколько хватит сил залезть по примыкающей к леднику осыпи, погулять, поснимать на фото и видео, потом вернуться в лагерь и вторую половину дня посвятить монастырю Дира-Пак.
Идем вверх по долине. Речка за ночь покрылась белым, хрупким узорчатым льдом. Вода упала, и видно, как она журчит в пустотах под кружевом льдинок. Солнце греет все сильнее и льдинки со звоном ломаются и падают в воду. Несколько раз приходится переходить поток и испытывать качество гортекса приобретенных перед походом ботинок. Качество на высоте, ноги сухие.
Подходим к леднику. Мощные ручьи вытекают из под него, стекают сверху красивыми водопадами. Пока ребята одевают кошки, набираю сколько могу высоту по правой осыпи. Много не получается, несколько десятков метров, осыпь очень живая. Сверху видно, что ледник ровный, присыпан камушками и песком и по нему в обозримой части вполне можно было идти без кошек. Но уж поздно, наша четверка построилась в колонну по одному и энергично работая палками, давно исчезла наверху, за белым гребнем ледника. Потихоньку спускаюсь к ручью. Павел занялся фотографированием, а я получил возможность полчаса просто сидеть на камне, слушать шум воды и смотреть, как мимо вершины Кайласа летят облака.
Не торопясь, фотографируя, возвращаемся в лагерь. Сегодня наше с Павлом дежурство, но обед надо готовить только для двоих, Илья спит а у горников сухой паек.
Пока разбирались с тремя разнообразно барахлящими бензиновыми горелками, налетела туча и посыпалась то ли крупная снежная крупа, то ли мелкий град. Здесь ничего страшного, но я посматриваю на гору, она еле видна сквозь массу летящего снега, как там наши?
Десять минут и тучи как не было. Снова солнце.
Идем вниз по речке, к монастырю. Идем до вчерашнего длинного деревянного моста, украшенного флагами, ничего не переходя вброд, осыпь из громадных глыб, моренный вынос ледника, оставляет у речки по левому берегу вполне приличный проход.
От моста до монастыря по прямой километра два, однако приходится отклониться вправо, что бы перейти еще одну довольно большую реку по еще одному мосту.
Вблизи монастырь и прилегающие постройки совсем не малы. Здесь целый комплекс строений и служб, теплицы, сараи со стройматериалами и дровами, и над всем этим грубые, переходящие одна в другую, прямоугольные коробки красноватого оттенка здания монастыря на склоне горы. Рядом, на этом же склоне, целое антенное поле перетяжек с флагами, будто гигантский паук раскинул сеть.
Каменная лестница в монастырь без перил, она подчеркнуто высока, крута и неудобна, ступеньки высокие, узкие, грубые, с острыми кромками.
Наверху лестницы, перед входом в молельное помещение, что-то вроде крытой террасы. Дверь во внутрь открыта, там чернота, озаряемая светом плошек, мерные удары гонга, низкий горловой голос монаха, короткие восклицания и фразы.
Входим. Кажется, здесь поменьше горящих плошек, чем в монастыре Чуку, и библиотека поменьше. Перед лавной иконой картонная коробка для пожертвований, там довольно много бумажных юаней, мы добавляем один от себя. Монах в темноте у стены справа глубоко вздыхает, что-то печально бормочет на выдохе, как бы глубоко задумавшись, ударяет в гонг.
Слева от иконы небольшая лестница наверх и дверь, вероятно там живут монахи.
Кто-то грустно, шмыгает носом. Оглядываюсь. Мальчик лет десяти сидит на возвышении для всяких молитвенных принадлежностей в центре комнаты, сидит с краешку, по-детски изогнувшись, печально уставился на желтую страницу толстенной рукописи.
С крыльца идеальный вид на Кайлас, долина напротив открывает его почти полностью. У входа в долину видны тибетские палатки, в которых вчера обедали. Кстати, горники должны выйти из этой же долины. И действительно, на обратном пути в бинокль обнаруживаем сильно растянувшуюся по тропе нашу четверку. В лагере собираемся почти одновременно.
Ребята измучены, но довольны. Прошли два перевала и обнаружили несомненные подтверждения слухам о существовании так называемой внутренней коры, маршрута на высоте более 5000 метров по вплотную примыкающим к центральной части Кайласа ледникам и перевалам. Судя по обнаруженным предметам из серебра, ходят сакральными тропами индуисты. Как эти бедолаги без снаряжения туда забираются непонятно.
Пока разговаривали, опять, как днем, со стороны Кайласа налетела туча и пошел снег. Нижняя часть долины, еще освещенная солнцем, на глазах погружается в снежный туман. Кухня в глубокой щели под огромным камнем, но снег и ветер добираются и сюда, дежурить сегодня холодно и плохо. Спасают накидки на примуса из стеклоткани, без них, наверное, ничего бы не вскипело. Ветер стих, но только для того, что бы перемениться на противоположный, он дует снизу долины и камень над кухней теперь совсем не спасает. Наступила ночь, снег лепит и лепит и конца ему не видно. А завтра тяжелейший переход, 33 километра до Дарчена с перевалом 5630 метров.
День 14 (19.09.06). Кора, 4-й день. Перевал Дролма-Ла. Возвращение в Дарчен.
Снег шел всю ночь, шуршал, стекая струйками с тента палатки. Было душно, что-то снилось, я просыпался среди ночи, долго сидел, дышал, слушал шум ветра и шелест снега.
Будильник разбудил чуть свет. Одел теплые и сухие ботинки, предусмотрительно спрятанные в палатке с вечера. Вышел. Жить вполне можно. Не холодно. Снег идет, но не сильный, сугробов нет, несколько сантиметров на земле, не больше. С невидимой отсюда в сумерках и снежной мгле тропы звенят колокольчики и слышны голоса тибетцев, похоже непогода на них не повлияла, продолжали идти всю ночь.
Оба примуса работали хорошо, завтрак из трех блюд приготовили быстро. Народ энергично собрал палатки и рюкзаки. На тропу стали выходить напрямую, по камням через речку и вверх по осыпи.
На тропе ветер, снег, крутой каменистый подъем. Сразу встречаем группу тибетцев.
- Таши деле!
- Таши деле!
В основном женщины, некоторые с детьми в мешках за спиной. Дети в меховых шапках ушанках, так что из содержимого мешка видно только любопытные глаза. Женщины разного возраста, молодые, и неопределенного, и на вид – старухи, впрочем, старухи вполне могут оказаться моложе меня, в горах стареют быстро.
Одеты пестро, но основа одежды – темно-малиновый, побитый овчиной балахон. На головах шляпы или меховые шапки. Кто без детей вещи несет за спиной тоже в бесформенных, из чего попало сделанных мешках. Обуты в рваные китайские кроссовки или в китайские же армейские кеды.
Настрой у нас пока еще боевой, тибетских теток оставляем позади, впрочем, незаметно их стремление с нами соревноваться.
Тропа постепенно поворачивая влево входит в боковую, более узкую долину, подъем становится менее крутым, снег прекращается и выглядывает солнце. Облака еще остаются позади и внизу в долине, но у нас – яркое солнце и снег на земле, так что даже немного болят глаза от попадающих сбоку очков солнечных зайчиков.
Мы на пологом каменистом склоне, который буквально заставлен всяческой формы турами и сооружениями из камня. На камнях надписи, руны, и человеческой рукой нанесенные, и, как утверждается, самопроявленные, странные белые значки и фигурки. Множество камней «одеты» в паломничью одежду – майки, кофты.
Проходим мимо отдыхающей группы тибетских бабок, пахнет потом, овчиной и кизячьим дымом.
- Таши деле!
- Таши деле!
Немного погодя становимся отдыхать и мы перед крутым перевальным взлетом. Тумана нет и видно, сколько людей на тропе, группы тибетцев проходят одна за другой.
- Таши деле!
- Таши деле!
Проходит группа китайских туристов.
- Таши деле!
- Таши деле!
Начинаем подниматься на перевал, тропа петляет мелким серпантином, круто поднимаясь вверх среди глыб осыпи, между некоторых камней протискиваемся с трудом, как здесь идут с тюками яки и лошади?
Впереди идут Сельвачев с Борисовым, пристроился за ними, понимая, что если отстану, один буду подниматься долго. Дыхания хватает, надо выдержать этот темп, не расслабиться и не переусердствовать. Перевала все нет, хотя кажется – вот, вот, за этим бугром, но я знаком с таким эффектом, не смотрю, что впереди, стараюсь только сохранить ритм движения. Поэтому, когда отмеченный плотным скоплением флагов и перетяжек впереди показывается действительно перевал, воспринимаю как должное. Добрался неожиданно легко и быстро. Высота 5630 метров, у Эльбруса – 5642. При желании можно залезть на некрутой левый склон седловины перевала и «сделать» Эльбрус, но что-то не хочется. До Дарчена еще 25 километров, главные трудности впереди.
Справа пропасть, неглубокая, но крутая. На противоположном склоне под каким-то немыслимым углом над пропастью висит небольшой ледничок, не падает.
Сидим на камне, пряча спины от ветра в рюкзаки, ждем отставших. Народ подтягивается. На перевале – небольшая толпа. Группа европейцев ведет профессиональную телесъемку, седоватая европейская тетка лет пятидесяти с очкастым европейским лицом говорит в микрофон на длинном шесте перед камерой и недовольно поглядывает в нашу сторону. Ближе – еще одна группа отдыхает, узнаем среди них одного из наших японских друзей, радостно здороваемся. Выясняется, что он идет уже четвертый круг. Еще надо девять.
Постепенно народ с перевала рассасывается, все уходят вперед, остаемся одни. У ног моих прыгают птички, размером и расцветкой как воробьи, но с розовой грудкой. Низко пролетают абсолютно черные, небольшие вороны с тонкими клювами и голосами как у галок. В стороне ходят вОроны, тоже совершенно черные, размером с хорошего гуся, клювы размером с туристский топорик, тихо солидно между собой переговариваются.
Дорога вниз обрывается крутейшим серпантином среди огромных глыб. Справа внизу на дне пропасти химически зеленеет небольшое озерцо. Известно, что в нем принято купаться, но уж очень ветер холодный, хоть и солнце, да и времени совсем нет.
После первого спуска оказываемся в широком, безжизненном, каменном мешке, тропа скачет по глыбам на дне, под глыбами журчит вода. Горы похожи на друзы исполинских кристаллов, с присыпанными снегом вершинами, кристаллы разрушаются и падают вниз огромными осыпями. На выходе из мешка широкая щель между скалами, и открывается вид далеко и глубоко вниз на залитую солнцем, покрытую травами, длинную долину речки Лхам-чу. Туда еще один крутой, извилистый спуск по выбитой между глыбами осыпи тысячелетней тропе, далеко внизу, под ногами, белые палатки тибетского лагеря, там обязательно есть чесума!
Долина Лхам-чу, как все тибетские долины, широкая, с плоским, как бульдозером выглаженным дном. То ли ледники работали, то ли породы рыхлые такие. Речка мелкая и часто разбивается на протоки. После тибетского лагеря у подножия перевала тропа переходит по островкам на левый берег. Идти не очень просто, почва бугристая, торчат верхушки больших камней. Много ручьев, по берегам их тропа подболочена и заросла короткой густой травой. И все усиливается встречный, южный ветер, забивает нос и перехватывает дыхание, как будто и без него не хватает с дыханием проблем.
Речка потихоньку собирается в одно русло, шумит, хотя все еще мелка и для сплава ни на каких известных нам судах не пригодна.
Торопимся, понимая, что к Дарчену придется добираться в темноте, но каждый идет в свою силу, отряд сильно растягивается. На отдыхе, поджидая отставших, прячусь от ветра за камнем. Ветер шумит, колышутся у ног травинки. На том берегу реки еще один тибетский лагерь, но туда ни моста, ни брода.
Долина очень медленно начинает заворачивать вправо, на юго-запад. Тропа опять переходит на правый берег, речка выросла и перебираемся не без труда, прыгая по крупным камням. На правом берегу начинается утомительный набор высоты, долина расширяется, река петляет среди плодородных по местным понятиям лугов, слабо шумит далеко в стороне и внизу и видна, как с самолета. На берегах видны еще тибетские палатки, пасутся небольшие стада яков. За поворотом юго-западное направление долины открывается полностью и далеко впереди, километров в двенадцати, виден солнечный простор равнины Барка.
Огромный черный як пасется у края тропы, не замечая нас, подходим ближе, он внезапно шарахается и с шумом мчится от нас вниз, в луга. А впереди, справа, чуть в стороне от тропы видны постройки, самые быстрые уже там, снимают рюкзаки.
Заведение непонятное, то ли китайское, то ли тибетское. Пока готовится рис, смотрю, как две евротетки общаются с двумя китайцами, помоложе и постарше. У китайцев вид цивильный, одеты и держаться по городскому. На столе передо мной лежит бесполезный здесь чей-то мобильный, не наш. Рядом, у стены, железный тибетский сундук. Рис готовят две тибетки, пожилая и совсем молоденькая, лет 18, она еще бегает по залу и разливает гостям зеленый чай и воду.
Евротетки расплачиваются с хозяевами, прощаются и уходят, их место занимает подошедший тибетец в шляпе, но внимание китайцев переключается на нас. Оба уверенно говорят по-английски. Рассказывают, что у них бизнес в Урумчи, они недавно приехали оттуда на джипе с шофером, что они постоянно мотаются по делам в Среднюю Азию, в Грузию, в Москву. Младший вдруг говорит по-русски: «Дай покурить, друг!», - и отнимает у Борисова из пачки сигарету.
На тарелке гора риса с традиционно по-китайски не прожаренной картошкой, порезанной «соломкой». Это и так не слишком вкусно, нам же от усталости почти не хочется есть. От мысли же о еще двенадцати километрах ночью по незнакомой тропе до Дарчена просто становится нехорошо.
Пешеходной тропы еще километра три, говорит молодой китаец. Дальше можно по нашей Турайе вызвать их джип из Дарчена, только пусть о цене мы сами с водителем договариваемся. Даем китайцу трубку, он долго и с удовольствием общается. Водитель, по его словам, готов нас встретить и добросить до Дарчена за 700 юаней. Конечно мы устали, но для девяти километров это несусветная для здешних мест цена. Отказываемся, прощаемся с китайцами, уходим. Они приветливо и несколько снисходительно улыбаются нам в след.
Бежим как в сказке про муравья, спешащего домой, но вечер переходит в ночь, темнеет на глазах и тропу почти не видно, а она совсем не становится лучше через три километра. Наоборот, местность все более пересеченная. Пока в свете заката хоть что-то видно, идем друг за другом, след в след. Постепенно все включают налобные фонари. Мы оказываемся на узком карнизе, справа стена, слева обрыв. Карниз местами разрушен промоинами, там, где-то внизу, в темноте, глухо шумит река.
Идем уже полтора часа. Постепенно ночной ветер становится тише и теплее, тропа все же начинает уходить от реки вправо, наконец, когда по GPS до Дарчена остается не более четырех километров, под ногами появляется обещанная добрыми, энергичными и предприимчивыми китайскими бизнесменами дорога.
Двенадцатый час ночи, кромешная темень, только звезды в небе, идем по извилистой грунтовке, которая еще к тому же все время ныряет в овраги. После очередного подъема открываются огни Дарчена, расстояние до них визуально не понятно, приборы показывают километра три. Опять уходим в овраг, после следующего подъема огни становятся ближе, и, боже мой, доносится, наконец, родной и уютный звук тарахтения генераторов и запах – бензина, солярки и горький дым кизяка.
Заваленную бытовыми отходами речку Дарченовку форсируем в лоб, нет сил искать тропу на мост. Как-то ухитряюсь не замочить ног, спасибо ботинкам, не развалились, не намокли и даже мозолей не натерли.
Полночь. Люди, свет, голоса, запахи, автомобили, магазины и отели, ощущение почти столицы. От усталости не сразу находим гостиницу. Сонные гостиничные девушки дают другие номера, не в тех, в которых мы жили. Валюсь на постель не раздеваясь, только снимаю ботинки, пытаюсь забраться под толстое, ватное одеяло, и чернота, проваливаюсь, лечу куда-то по Долине Смерти…