Путешествие к озеру Лобнор

Вылетели из Шереметьево в 16.45 в Алма-Ату

Ранним утром двенадцатого апреля мы прибыли в Алма-Ату. Весь этот воскресный день мы собирались посвятить подготовке к походу, а в понедельник тринадцатого апреля перейти границу и въехать в Китай. Но на Алма-Атинском автовокзале Сайрам, откуда ходят рейсовые автобусы в Китай, нам сообщили плохую новость – в этот понедельник в Китае отмечается родительский день, поэтому погранпереход не работает. Пока китайские пограничники праздновали, мы сидели в Алма-Ате, теряя целый день.

Мы выехали из Алма-Аты на ближайшем автобусе, который смогли найти. Он отправлялся в понедельник поздно вечером и шёл в китайский пограничный город Инин. Уходил этот автобус не с автовокзала, как можно было ожидать, а с городской барахолки.
Алма-Атинская барахолка это целый район города, живущий особой жизнью, отдельно от остального города. Отсюда постоянно ходят в Китай автобусы челоноков. Они не подчиняются никаким расписаниям и узнать об их существовании можно только непосредственно на барахолке, расспросив хорошенько рыночных торговцев.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image Уютный интерьер автобуса 1-го класса...

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image ...располагает к расслабленному созерцанию пейзажей за окном...

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image ...или к раздумьям о судьбах предстоящей экспедиции

Пограничный переход Хоргос - переход между Казахстаном и Китаем. Ранним утром четырнадцатого апреля автобус прибыл на его казахскую сторону. И лишь спустя четыре часа мы оказались на его китайской стороне. Не вижу смысла описывать весь бардак, который творится на казахской стороне границы, скажу только что процедура её перехода очень утомительна и успевает осточертеть минут через 20 после своего начала. Любознательный читатель может приехать и проверить на собственной шкуре. Зато приятно порадовал порядок, царящий на китайской стороне границы.
В Инин мы прибыли около семи часов вечера. Кульджа – таково старинное уйгурское название этого города. Под таким именем он известен среди тюркоязычного населения Азии и сейчас. Китайцы же, полностью перестроив город, дали ему другое, китайское имя.
Стоит подробнее остановиться на том, как мы поселились в гостинице. Дело в том, что в Китае далеко не в каждой гостинице могут жить иностранцы. Гостиницы для иностранцев - это крупные отели с яркими вывесками, пышной обстановкой, англоговорящим персоналом и высокими ценами. Сами китайцы в таких гостиницах обычно не селятся. А селятся они в других, недорогих гостиницах и постоялых дворах, где обстановка гораздо скромнее, а цены более приемлемы. Мы не желали тратить деньги на просмотр показушной витрины Китая, поэтому решили найти обычную гостиницу. Однако китайское правительство заботится об облике своей страны в глазах иностранцев, поэтому обычным гостиницам запрещено принимать иностранных постояльцев. Одну за другой мы обошли пять или шесть гостиниц, где владельцы наотрез отказывались нас селить. Едва завидев нас, они начинали причитать, жаловаться на строгую полицию и говорили, что едва власти узнают, что нас поселили, как гостиницу сразу же закроют. Лишь уже поздно вечером нам повезло наткнуться на заведение «Дунганский постоялый двор», где нас согласились принять, попросив, правда, не гулять по улице и не привлекать к себе излишнего внимания.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image Фасад "Дунганского постоялого двора"

Мы находимся в междугороднем автобусе Кульджа - Корла. Наша заброска на маршрут длится уже 4 суток. Долго. Мы рассчитывали уложиться в трое суток. Но наш автобус прибудет в город Корла лишь завтра утром, а оттуда надо проехать до стартововой точки ещё около 200 км.
По ночной дороге мы едем из джунгарской Кульджи в кашгарскую Корлу. Позади остались заснеженные горы Тянь-Шаня, своими острыми вершинами вспарывающие суетливые серые облака. Где-то там, в глухих ущельях, затерялось солнце. А дорога, вырвавшись на простор степи, рвется дальше - туда, где степь сменяется пустыней. Пусть медленней, чем хотелось бы, но мы приближаемся к цели.

Прибыли в 9:30 на междугородний автовокзал города Корла. Город лежит в долине среди высоких гор. Горы эти производят мрачное впечатление своим совершенно безжизненным видом. Ни одного деревца, ни одной травинки не видно на грязно-бурых склонах. Не верится, но это отроги Тянь-Шаня, того самого, что рядом с Алма-Атой радует глаз своими хвойными лесами. А здесь горная пустыня вплотную подходит к пустыне равнинной. И на стыке этих двух пустынь стоит оазис - город Корла, центр Баянгол-Монгольского автономного округа КНР.
Мы выгрузили свои вещи на асфальт автостанции и немедленно приступили к разведке местности. В Корле начинается дорога государственного значения номер 218. Она идет вдоль реки Тарим по краю пустыни Такла-Макан и приводит в поселок Чарклык, расположенный на юго-восточной окраине пустыни. Примерно в двухстах километрах от этой дороги находится городок Тикенлик. Именно от этого городка и начинается маршрут нашего похода. Существует автобус Корла - Чарклык, который проходит через Тикенлик. Но во-первых, он уходит с другого автовокзала, во-вторых, идет медленно, в третьих, не может отклониться от своего маршрута и подбросить нас туда, куда мы захотим. Нет, лучше нанять машину. Так мы и поступили.
Тут же, на автостанции мы познакомились с водителем по имени Цзи Вэньхуа. Этот невысокий и полноватый мужчина лет тридцати пяти с широкой улыбкой и резкими, иногда немного суетливыми движениями, взялся отвезти нас в нужную точку. Его машина - китайский джип "Бэйцзин" с кузовом - вместила весь наш груз и троих человек. Для остальных двоих мы наняли такси, которое поехало следом за джипом.
Дорога номер 218 - это отличное асфальтовое шоссе, недавно построенное и платное. Сразу за городом зелень заканчивается. С обеих сторон дороги тянутся безжизненные каменистые холмы. Они постепенно понижаются и переходят в равнину. А на равнине начинают появляться песчаные барханы - это пустыня Такла-Макан.
Поразительно, сколько человеческого труда тратится на поддержание жизни вдоль этой дороги. Сотни саженцев высажены там, куда можно подвести воду. Вода подводится по каналам, отведенным от Тарима. Река Тарим забрана в бетонные берега, на ней множество каких-то заслонок, шлюзов, служащих одной цели - снабдить водой городки и поселки, примостившиеся вдоль дороги. Воды Тарима хватает ненадолго, в Тикенлике она заканчивается совсем. Дальше только хиреющий, постепенно сходящий на нет ручеёк. А когда-то Тарим впадал в озеро Лобнор...
Там где нет возможности подвести воду, где нет никаких населённых пунктов, там вдоль дороги громоздятся барханы. Обращенные к дороге склоны барханов вручную засажены тростником. Эти посадки имеют вид квадратных клеток со стороной около полуметра. Такой способ высадки удерживает склоны барханов и предохраняет дорогу от заметания песком. Чем больше путешествуешь по китайской глубинке, там больше поражаешься трудолюбию китайских крестьян.
И вот последний островок жизни на Тариме - Тикенлик. Указатель на дороге гласит: "34-й совхоз 2-й крестьянской дивизии". Это военизированное название кажется диким, но оно является наследием тех времен, когда Мао Цзедун пытался ликвидировать разницу между различными профессиональными группами китайцев и старался организовать крестьянство по армейским порядкам. Именно такая полная уравниловка всех людей по мнению Мао являлась главным признаком коммунистического общества. Несмотря на военное название, 34-й совхоз, цетром которого является Тикенлик, имеет самый мирный вид. Заботливо выращенные тополя, распаханные поля, и все те же клетками засаженные барханы - это совхозные угодья. Городские строения большей частью новые, каменные, похожие на наши хрущёвки. Главные улицы заасфальтированы. На главной площади статуя с женщинами-колхозницами и какой-то огромной хищной птицей вроде орла. Так и выглядит провинциальный китайский городок с населением около 10000 человек.
Мы проезждаем заасфальтированный центр и попадаем на пыльную грунтовую окраину. Подзанесённая песком дорога выбегает за заборы окраинных дворов и бежит между барханов, на которых пока ещё растёт трава. Водитель Цзи Вэньхуа предупреждает нас, что его "Бэйцзин" по такой дороге далеко не уедет. Мы его подбадриваем, на все лады расхваливаем его машину, и он, подобно вороне из знаменитой басни, развешивает уши и забывает об осторожности. На особенно широком песчаном заносе машина зарывается по самое днище, судорожно вздрагивает и глохнет.
Откапывали машину все вшестером одной имевшейся у Цзи Вэньхуа лопатой в течение часа. Машина ревела, плевалась песком, норовила зарыться поглубже и снова глохла. Цзи Вэньхуа сказал, что лучше бы мы потратили это время и силы на переноску нашего груза на себе. Мы не могли не согласиться с ним, поэтому, когда машина наконец была освобождена из песчаного плена, мы распрощались с нашим неутомимым водителем. Перед тем как расстаться, Цзи Вэньхуа записал нам номер своего телефона. Затем подумал и рядом записал телефоны Тикенликского отделения полиции. "Если у вас будут трудности, - сказал он, - звоните, вам обязательно придут на помощь." "Бэйцзин" развернулся и счез за перегибом дороги, а мы остались посреди песчаной степи.
Ветер поднимал тучи песка, забивал нам глаза и заносил брошенные на дороге рюкзаки. Но мы, не теряя времени, принялись собирать велосипеды и готовиться к выходу. За сегодняшний день нужно отойти как можно дальше от деревни.
За сборами мы не заметили, как ветер стих, а солнце подвинулось вплотную к горизонту. В предвечерней тишине мы тронулись в путь. Проехали старенький КПП, находившийся на въезде в закрытую зону ядерного полигона. Домик КПП ещё цел, но сильно запущен. Шлагбаум на дороге как будто навсегда замер в поднятом положении. Полигон уже не действует - проезжай, кто хочет. Из домика к нам вышел старик. Перекидываемся с ним несколькими фразами, прощаемся - и вот перед нами только безлюдная пустынная дорога. Ещё одно напоминание о прежних временах - гранитная веха на обочине. На ней с большим трудом можно различить надпись: "Закрытая военная зона простирается на 353 км на восток и 50 км на запад. Просьба не въезжать".
При свете сумерек, а потом и при свете полной луны мы проехали около 10 километров. Велосипеды легко и плавно скользили в полной тишине. Песчаных заносов больше не попадалось. Встали лагерем на твёрдой глинистой площадке среди песчаных барханов.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image В песках Такла-Макана. Наш первый лагерь

Дорога бежит дальше на север к реке Конче-дарья. Ехать труднее, велосипеды зарываются в частых и глубоких песчаных заносах. Приходится спешиваться и вести велосипеды рядом с собой. Средняя скорость движения - около 3 км/ч. К счастью, через 7 км после выхода песчаный участок закончился, и мы помчались вперёд.
Вот и река Конче-дарья. Это даже не река. Это хилое, грязное болото, заросшее тростником и тиной. Через ложбину перекинут мост, рядом бетонная будка высотой метра три, из будки торчит труба, уходящая прямо в болото. На серой некрашенной стене будки красуется надпись "35-й совхоз". И чуть пониже - "станция экологической охраны". Чья-то шаловливая рука с помощью кисти и масляной краски подправила 3 иероглифа, в результате чего верхняя надпись стала выглядеть, как "5-й кабак Ван Му".
Ещё 5 километров сносной дороги, и мы въехали в деревню Энпень. Деревня относится к тому самому 35-му совхозу и имеет крайне запущенный вид. Большинство домов заброшено. Собственно говоря, это не деревенские дома, а бараки. Порядки в совхозе были армейские... За время пребывания в деревне мы видели всего 3 мужчин и 4 женщин.
На северной окраине деревни мы остановились на три часа, Необходимо было переждать самое жаркое время дня. Лучше всего двигаться утром и вечером, а днём отдыхать. Мы нашли арык, текущий в Энпень откуда-то с дальних гор, что виднелись на севере. Вода оказалась на удивление чистой и прохладной. Сначала мы вволю напились, а затем устроили купание. Это развлечение больше походило на бобслей. Быстрый поток несет купальщика по узкому ложу арыка, только и успевай, что притормаживать об стенки.
Отсюда, от Энпеня уходят три дороги. Средняя идет на север, переваливает через хребет и приводит в район основных ядерных испытаний - военный городок Почэнцзы. Западная идет вверх по руслу Конче-дарьи в город Корла. А восточная, самая плохая и еле различимая на местности, уходит вниз по пересохшему руслу к древнему озеру Лобнор. Она-то нам и нужна.
Разведывая дорогу, я наткнулся на развалины старинного мазара. Мазар - так в мусульманской Азии называют гробницу какого-нибудь уважаемого человека или святого. Этот мазар когда-то имел форму круга диаметром около двух метров с крышей в виде купола. Сложен он был целиком из необожжёного кирпича. Уже давно купол провалился, да и стены скалятся щербатыми краями.
Восточная дорога повела нас по твёрдому древнему галечнику, взбежала на пологий подъем и открыла нашим глазам невообразимый пейзаж. Мы словно мчались по поверхности чужой планеты, где давным-давно исчезла жизнь. Обтёсанные ветрами бурые холмы - слева, мёртвая долина реки - справа. Саша, ехавший рядом со мной, сказал: "Неудивительно, что здесь устроили ядерный полигон. Более подходящего места не найти. Это просто не воспринимается, как планета Земля."
Наше движение остановила досадная поломка. У меня сломалось седло. Ставим лагерь на поверхности этой мёртвой планеты. Мы с Андреем чиним седло. Остальные думают, как существовать на протяжении последующих дней, в которые нам не попадется ни одного источника воды.

Рано утром, пока ребята собирались, я на разгруженном велосипеде съездил за водой ко вчерашнему арыку. Все наши ёмкости теперь наполнены, и общий объём запасов воды составляет около 100 литров.
Выехали в 7 часов. Поначалу ехалось хорошо и весело. Потом дорога начала портиться, грунт стал более мягким. Часам к 11 солнце уже жарило так, что темнело в глазах. При этом ветра почти не было, лишь отдельные слабые порывы с юга.
Мы совершили серьёзную ошибку - сделали лишний переход с 11 до 12 часов. С велосипедов слезали под палящим солнцем, шатаясь от головокружения. Сил едва хватило чтобы растянуть тенты от палаток. Под этим слабым укрытием от солнца пришлось промаяться без малого 7 часов. У всех, кроме Андрея, оказалось, случился тепловой удар.
Эти часы текли очень медленно и тягостно. Термометр показывал 38 градусов. Невозможно было спать в такую жару. Мучала одышка, как при горной болезни. Сердце бешено колотилось и никак не желало успокоиться. Нет сил писать дневник...
Развели на пятерых литр воды с сублимированными ягодами и съели по несколько сушёных долек манго. Вот и весь обед.
Но вот наконец солнце, зависнув над горизонтом, нырнуло в серую дымку. Жара отпустила нас, и мы начали оживать. В 7 часов мы снова начали движение.
Лагерем встали уже в темноте. Меня шатало - то ли от усталости, то ли от последствий теплового удара. Шура жаловался на сильное головокружение и последние 500 метров до лагеря вёл велосипед рядом с собой. Остальные участники чувствовали себя не лучше. Лишь Андрей был как всегда бодр и спокоен. Из всех нас он имеет самый большой опыт путешествий в пустыне. За сегодняшний день он выпил лишь около 200 мл воды, в то время, как нам не хватало и литра.
Это был первый полноценный пустынный день похода. И дался он нам очень тяжело.

Image 1 of 1 Maximize imageRestore image "Малая китайская стена" среди песка и соли.

Ночью я спал под открым небом. После невыносимо жаркого дня не хотелось лезть в тесную и душную палатку. Вечер выдался тёплым и тихим. Едва луна поднялась над горизонтом, как я заснул.
Проснулся я спустя час, и разбудил меня ветер. Он налетал сильными порывами и громко хлопал тентами палаток. Но по-прежнему было тепло. Я уже собрался было заснуть снова, но вдруг что-то, пролетая мимо, хлопнуло меня по колену. Вскочил, погнался за улетевшей вещью, поймал - оказалось, пеновый коврик Паши. Я стоял спиной к лагерю, и в спину мне дул сильный ветер. Он дул с северо-востока, с гор и в сторону реки Конче-дарьи. А навстречу мне, со стороны Конче-дарьи светил фонарь. Источник света все приближался и приближался. Спустя 5 минут из темноты возник обладатель фонаря, он же - хозяин спасённого коврика - Паша. Он шёл по навигатору, уткнувшись носом в экран прибора и не смотря по сторонам.
Цель его ночных блужданий по пустыне выяснилась сразу - Паша ходил искать воду в реке Конче-дарья, русло которой расположено здесь всего в паре километров от дороги. Итог поисков - воды нет. Паша дважды пересек русло в обоих направлениях, упирался в барханы Такла-Макана, возвращался - русло мертво. Лишь кое-где торчат отдельные кусты тамарикса. Мы вернулись в лагерь и легли спать, с тем, чтобы встать спустя всего несколько часов. Наше с Пашей дежурство, нам готовить завтрак, наш подъём - в 4:30.
Утром ветер не прекратился. Нам стоило больших усилий заставить горелку работать. За завтраком все ребята угрюмо обсуждали Пашино ночное открытие. Конче-дарья суха уже здесь. Следовательно, нет почти никакой надежды обнаружить воду ниже по течению. Но остаётся надежда найти подземный источник, который впереди в 50 км, в горах Куруктаг.
Продвижение дальше далось очень тяжело. Дорога здесь идёт на юго-восток и затем поворачивает на восток. Северо-восточный ветер был сначала боковым, а потом стал встречно-боковым. Борьба с ним отнимала все силы и очень затрудняла управление велосипедом на засыпанной песком дороге. Хорошо, что у всех есть очки, иначе мы бы ослепли от песка и пыли, что летят с бешеной скоростью. За 4 утренних ходовых часа мы прошли лишь десять километров.
В одиннадцать часов дня жара стала нарастать, и дальше ехать стало невозможно. Но невозможо также поставить палатку для защиты от солнца - её бы сразу снесло ветром. Мы бросили велосипеды и, взяв с собой немного воды, пошли искать укрытие от солнца в сторону русла Конче-дарьи. Там, где равнина уступами спускается к реке, должна быть тень.
Скоро мы нашли убежище. Нависающая стена древнего обтёсанного ветром лёссового холма давала тень. Но от ветра она не защищала. Здешние породы под действием выветривания образуют ярданги - продолговатые горбы высотой до нескольких десятков метров, ориентированные в направлении ветра. Поскольку породы очень мягкие - лёсс и глина - ветер обтесывает эти ярданги до аэродинамически идеальной формы. Сверху ярданг похож на каплю: широкий округлый лоб на наветренной стороне, крутые обрывы по бокам и пологое долгое понижение на подветренной стороне. Ветер обтекает ярданг практически без потерь. Как укрытие от ветра ярданг не пригоден. Вот под таким ярданогом, под его боковой стеной, мы и прятались от солнца.
Но через час солнце сместилось и достало своими лучами до пятерых утомлённых жарой и бурей человек. Наше убежище пришло в негодность. Надо искать новое. Вернувшийся из разведки Андрей сказал, что поблизости есть стоящая вертикально бетонная плита. Мы уже не удивлялись ничему. Мало ли зачем китайской военщине могла понадобиться бетонная плита в пустыне? Мы собрались и побрели сквозь раскалённый ураган к новому убежищу. Действительно, на плоской возвышенности над руслом реки обнаружилась плита из цельного бетона высотой около 4 метров, длиной около 10 метров и толщиной сантиметров 40. Эта плита щедро отбрасывала огромную тень, в которую мы сразу попрятались.
Через час, немного придя в себя, мы вдвоем с Сашей решились на прогулку. Напротив нашей плиты в 400 метрах виднелась еще одна такая же плита, а за ней, на самом горизонте, километрах в четырёх - ещё одна. Такие же плиты были видны и на другом берегу Конче-дарьи.
У соседней плиты мы обнаружили полуразрушенное кирпичное строение. Окна были заложены кирпичами от ветра - значит кто-то здесь регулярно останавливается на ночлег. А вокруг громоздились кучи кирпичей, как будто здесь разрушали здания. Валялись какие-то ржавые железки, бутылки, еще много разного техногенного мусора. У меня появилась догадка относительно предназначения этих бетонных плит: возможно, их ставили поперек распространения ударной волны при взрыве. Возможно, здесь тоже собирались испытывать ядерное оружие, но не стали.
От кирпичного строения мы спустились в русло Конче-дарьи. И здесь нас ожидал настоящий подарок - вода! Яма размером 5 на 10 м, выкопанная экскаватором в ложе реки, целиком была залита настоящей водой. Но радость наша была недолгой и преждевременной. Вода оказалась солёной. Слишком солёной, чтобы годиться даже для приготовления еды.
Пить нельзя, но можно купаться. Мы разделись, и бросились в эту яму. Кусочек моря посреди пустыни - это всё-таки приятный подарок. Вода была прохладной, видимо река продолжает течь под землёй в толще солёной почвы.
Вечером мы проехали еще около 10 км. Ветер не прекращался. Он лишь слегка ослаб, чтобы к ночи снова усилиться. Наш лагерь расположился на ровной площадке - такыре.
Небо затянуто тучами. Кромешная тьма. Свет фонаря выхватывает лишь небольшой пятачок каменистой земли. Ощущение полной оторванности от мира. Будто и мира нет, а есть лишь маленькая площадка, подвешенная в пустоте.

Я уже привык к тому, что не вижу здесь момента восхода. Встаем мы ещё затемно, но солнце видим, когда оно уже высоко над горизонтом. Оно словно рождается из дымки, висящей над дальними горами, втягивет в себя белесую муть, наливается жёлтым огнём и сразу же начинает беспощадно обжигать землю. Но сегодня солнце появилось из-за кромки гор. Воздух был необычайно чист и прозрачен. Нежные, ещё не злые солнечные лучи выхватывали каждую чёрточку рельефа. Отдельные камушки на лёссовом ковре под ногами, широкие долины в дальних горах и даже барханы пустыни Такла-Макан за кустами тамарикса в русле Конче-дарьи - всё было видно с одинаковой чёткостью.
Мы упорно двигались на восток. Воды у нас оставалось на 5 дней. За эти 5 дней мы должны либо найти родник, либо вернуться обратно, туда, где есть вода. Родник - наша единственная надежда - отмечен на генштабовской карте, а на спутниковом снимке в этом месте различается ярко-зеленое пятно. До него осталось 25 км по дороге, а потом надо будет пройти ещё около 5 км вверх по пересохшему руслу. Только бы там была вода. Только бы она оказалась пресной...
Дорога идет по мягкому лёссу. Колёса велосипедов вязнут и буксуют. Идём пешком больше, чем едем. Велосипеды как будто норовят утонуть в этой мягкой каше под ногами. Тяжело.
Но вот впереди появилась полоска зелени. Дорога вывела нас к двум соединяющимся руслам рек. Воды в руслах давным-давно нет, а вместо почвы в во всей этой долине - сплошой солончак. На солончаке растут все те же кусты тамарикса. Но есть и еще один вид растительности - тростник. Андрей (по профессии ботаник) объяснил нам, что тростник растёт в местах, где не глубже трёх метров есть вода. От него мы также узнали, что тростник, как и многие другие виды растительности, прекрасно растёт на солёной воде. Но все еще есть надежда, что вода, скрывающаяся в этих солончаках, вытекает из пресного родника.
В солончаках велосипеды вязнут еще сильнее, чем в лёссе. Волочём их из последних сил. Пересекаем пешком почти всю солончаковую долину и находим убещиже в тени огромного ярданга. Пару часов все лежат без движения, приходя в себя. Потом появляются силы на разговоры и вялые движения.
Шура достает термометр, который показывает 40 градусов в тени. Все разговоры вертятся вокруг двух тем - "вода" и "что делать дальше". Про воду можно говорить часами - это главная мечта. А вот что делать дальше, если не найдём родник - это тема больная. Имеющейся у нас воды едва хватит на возвращение обратно в Энпень. Никакие другие варианты маршрута с имеющимся у нас четырёхдневным запасом нам не пройти. Родник - единственная надежда на движение вперёд.
К пяти часам дня жара начала спадать. Мы разделились на 3 поисковые партии. Две из них - Паша и Саша, а также Шура и Андрей - должны искать родник в двух наиболее вероятных местах его существования. Третья партия, в моём единственном лице, должна найти дорогу на север через хребет Куруктаг в военный городок Почэнцзы. Вариант идти на север я предложил, как утешительный, взамен невозможно жаркого Лобнора.
Я гнал свой разгруженный велосипед по дороге вблизи солончаков. Гнал - громко сказано. Я крутил педали из последних сил. Мне упорно казалось, что мимо меня проносятся заснеженные поля. Очень хотелось бросить велосипед и плюхнуться в сугроб, чтобы почувствовать, как холод разливается по всему телу, как остывают закипающие мозги. Требовалось усилие рассудка, чтобы отогнать мираж, выдающий солончак за снег.
И вот я у цели. Соседнее русло, тоже мёртвое. Выкопанная зачем-то поперёк дороги траншея. Несколько колей, уходящих по руслу на север. Но дороги - нет.
Я бросил велосипед и медленно, с трудом переставляя ноги, взобрался на пологий ярданг. Передо мной до самого горизонта открылась картина умершей земли. Из пересохшего русла подобно гробницам вырастали ярданги. На горизонте виднелись бурые безжизненные горы. И узкой полоской тянулись по солончаку заросли хилых, обречённых на медленную смерть растений. Жизнь окончательно покинула эту землю, теперь я осознал это со всей чёткостью.
Я вернулся в лагерь. Там уже были Шура с Андреем. О том, что они нашли, лучше всего расскажет Андрей.

--- Комментарий Андрея Елизарова ---
Пятно зелени оказалось вовсе не родником - и никогда им не было. Это было просто понижение в русле сая (Сай - тюркск., сухой овраг, балка). Оно частично занято солончаком, частично такыром и частично солелюбивой растительностью - тамариксом и сарсазаном.
Засоление настолько большое, что там не растёт тростник. На склонах понижения видны озёрные террасы и полоска пеньков тамарикса. Это значит, что здесь было озеро с постоянным уровнем воды, по берегу которого и росли тамариксы. Судя по отсутствию веток и состоянию пеньков, несколько десятков лет назад это озеро исчезло. А на его дне остался солончак, на котором и живут эти солелюбивые растения.
--- Комментарий Андрея Елизарова ---

Полчаса спустя уже в темноте к нам вышли и Паша с Сашей. Нашли полулитровую бутылку воды, выброшенную каким-то путником, проехавшим на мотоцикле. Родника нет.

Мы возвращаемся. Мы едем в Энпень. Солнце еще не взошло, когда мы оставили позади грязно-белую впадину солончака, которая днём превращается в раскалённую сковородку. С возвышенности на окраине впадины мы бросили прощальный взгляд на огромный ярданг, похожий на подводную лодку, который давал нам приют от солнца. Первые лучи солнца осветили весь солончак, ближние ярданги, тёмно-бурое русло речки и горы далеко на западе. А местность к востоку осталасть в сизой дымке, словно непроницаемая завеса прикрыла от нас недостижимый Лобнор.
Накануне вечером мы много говорили, спорили. Как так получилось, что в Конче-дарье нет воды? Ведь на спутниковых снимках, которые мы с Сашей изучали перед походом, ясно видна водная полоса вплоть до самого Лобнора. А почему температура в полдень в тени переваливала за 40 градусов? Ведь Андрей смотрел архивы метеостанции в Тикенлике, и там апрельские температуры были около 15-20 градусов. Хотя и без споров было понятно, что у нас осталась только одна дорога - обратно.
Ехать обратно оказалось проще. Ветер, так мешавший всю дорогу, теперь ласково подталкивал в спину. Он мягко, но настойчиво выпроваживал нас. Мимо скользила каменистая равнина, шины с шорохом проминали её неровную поверхность. А на привалах нас окружала полная тишина. Ни звука, ни движения, полный покой. Тогда мы замолкали, и становилось слышно, как в рюкзаке Саши тикает китайский будильник, и казалось, что его тиканье раскатывается по всей равнине и эхом отражается от гор на севере.
К началу полуденной жары мы одолели огромное по меркам предыдущих дней расстояние и прибыли к солёной луже в русле Конче-дарьи, которую уже успели окрестить "морем". Здесь остановились на привал до спада жары.
Первым делом, конечно же, все полезли купаться. А насладившись прохладой "морской" воды, мы принялись за другие дела. Андрей и Паша в этом походе по мере возможностей стараются заниматься наукой. Они ловят разных насекомых и рассаживают их по пробиркам со спиртом. По неизвестным причинам предпочтение отдается паукам. Шура однажды предложил затолкать в пробирку средних размеров ящерицу, но понимания у двух естествоиспытателей не добился. Я тоже имел возможность приложиться к этим научным изысканиям, когда ещё на заброске принял бутылку со спиртом за бутылку с питьевой водой. Хорошо, что они не в бензине пауков топят...
Остальные трое, чтобы не распугивать пауков, удалились на осмотр местности. Я прихватил с собой радиометр и отправился измерять строения и развалины. Превышений естественного фона я не нашёл. Вообще за весь поход я ни разу не обнаружил отклонений от нормы. Впрочем, там где мы до сих пор проезжали, взрывов не было.
Китайцы долго и бесплодно работали над этой местностью. Все изрыто каналами, траншеями, изъезжено тяжёлой техникой. Русла Конче-дарьи, как такового, уже не различить. Всё сухо, лишь пару раз мне попадались лужи с горько-солёной водой. Растут здесь всё те же солелюбивые растения - тамарис, тростник, но есть также и тополя. Их шелест на ветру ласкает слух, его можно слушать не отрываясь часами напролёт, отдыхая от мертвенной тишины пустыни. А воздух тем временем становится всё горячее, хилые кроны деревьев уже не защищают от солнца, которое висит почти над головой, и жёлтое марево мелко дрожит над бескрайними песками на юге. И тогда нужно набраться сил, чтобы добраться до кирпичной стены полуразрушенного дома, где ещё осталась спасительная тень.
Вечером мы сделали еще четыре перехода и остановились неподалёку от места нашей третьей ночёвки. Поздно вечером в стороне Энпеня видели свет фар. Поудивлялись, кого это понесло в пустыню на ночь глядя. На всякий случай спрятали карты и космоснимки и легли спать. Ночью к нам никто не приезжал.

За время утренней прохлады мы успели сделать четыре ударных перехода. Гнали на полной скорости, насколько хватало сил. От быстрой езды по буграм руки немели, и приходилось отпускать руль то одной рукой, то другой, чтобы хоть немного расслабить их. Цель этой гонки была достигнута - мы успели выйти к оазису Энпеня до наступления полуденной жары.
Вот мы снова на том месте, где тополя и тамариксы низко склонились над арыком. Несколько дней назад это место казалось нам унылой пустыней. Поразительно, как резко изменилось наше отношение теперь. Мы сидим у арыка, опустив в воду босые, горящие от усталости ноги. Над нашими головами шелестят на ветру листья тополей. И мы пьём воду. Пьём не останавливаясь, кто кружкой, кто миской, а кто просто черпая рукой. Первичная, самая сильная жажда уже утолена, уже можно остановиться, но мы все равно продолжаем пить, потому что так хочется продлить наслаждение от этой прохладной, журчащей и играющей на солнце жидкости. Итог предыдущих пяти дней - мы узнали, что такое оазис. Это место, где шелестит листва, журчит вода, и воду эту можно пить, сколько хочешь.
Но вот мы насытились водой, а солнце тем временем приблизилось к горизонту. Самое время, как выразился Андрей, "брать языка", то есть - идти в деревню общаться с местными. Оставляем Пашу караулить вещи и выдвигаемся на это дело вчетвером.
Первым объектом обследования стал дом на самом краю деревни, там, где начинается дорога на Лобнор. Дом кирпичный. Двор огорожен забором из кирпича, на заборе надпись красными иероглифами: "Защита диких животных - обязанность каждого человека". На воротах вывеска: "Государственная станция охраны диких животных". Внутри станции мы не обнаружили ни биологов, ни егерей, зато нашли двух уйгуров-пастухов. Примерно полчаса мы расспрашивали этих двоих, но ничего ценного о местности не почерпнули. Уйгуры не знали ничего и не могли толком ответить на самые простые вопросы: какие есть населенные пункты вокруг и куда ведут дороги из деревни. Воспользовавшись заминкой, в расспросы влез Андрей. Через мой перевод он задал пастуху вопрос, который распирал его уже минут двадцать. Я сначала не хотел было переводить, но потом сдался и поинтересовался у пастуха: где пьют воду его овцы? В ответ этот друг степей пожал плечами и сказал: "Овцы отсюда далеко и что они там пьют, я не знаю." Пока Андрей сердито бубнил, что вопрос о питье для овец является важнейшим для скотовода, я поспешил прекратить дальнейшие расспросы и попрощался с пастухами.
Следующей нашей собеседницей стала китаянка лет сорока, которую мы нашли на другом конце деревни. Живая, улыбчивая, со звонким голосом, она пригласила нас в свою комнату в бараке. Из её расспросов мы узнали, что она постоянно живёт в Корле, а сюда приезжает на шесть месяцев в году, чтобы заниматься выращиванием дынь. Она уже вышла на пенсию, но у нее есть дочка, которой надо помочь. Дыни эти приносят ей какой-то небольшой доход. К сожалению, ничего толкового о местности она тоже сказать не могла. Единственное в её словах, что нас обнадёжило, это то, что в поселке есть "начальник", который живёт тут постоянно. Сегодня он ухал в город за покупками, но вечером вернётся. Обрадованные возможностью поговорить с постоянным местным жителем, мы вернулись в лагерь на ужин.
Встреча с начальником поселка Энпень состоялась спустя два часа в том же бараке, где живет китаянка, но в соседней комнате. С нами разговаривал мужчина лет пятидесяти, невысокий, сухощавый и крепкий. Он был одет необычно официально для этой глуши - черные штаны и белая рубашка. А его выправка подсказывала, что большую часть жизни он носил военную форму. Его глаза, окруженные сеточкой морщин, внимательные и цепкие, всегда смотрели прямо на собеседника. Говорил он хрипло и быстро, резкими фразами, подчас мне с большим трудом удавалось улавливать смысл. Тогда он, видя мое замешательство, умолкал и насмешливо и всё так же внимательно смотрел на меня.
Вот что сказал мне начальник. Поселок Энпень является закрытой военной зоной. Находиться посторонним тут запрещено. К северу и к востоку отсюда простирается территория ядерного полигона. Ехать туда нам нельзя. Более того, о нашем появлении он должен доложить военным. "Что с нами будет?" - спросил я. "Вас схватят." - ответил он. Сегодня уже вечер, сегодня он докладывать о нас не будет. А завтра утром мы должны убраться обратно в Тикенлик. Начальник подчеркнул, что он так поступает только во имя дружбы между нашими странами. "Были бы вы американцы - я бы вас сдал." - так он сказал.
Начальник прояснил еще один волновавший нас вопрос - есть ли вода в Конче-дарье к западу от Энпеня, в сторону города Корла, и в какие месяцы она там бывает. Нет, воды нет - отвечал начальник. Уже много лет Конче-дарья безводна круглый год. Это произошло после того, как в верхнем её течении около города Юйли построили два огромных водохранилища. С тех пор вода некогда мощной реки, питавшей озеро Лобнор, целиком остается на необъятных хлопковых полях, а также в городах и деревнях, что лежат на границе пустыни Такла-Макан. Отсюда и до самой Корлы почти на двести километров тянется все та же безводная пустыня.
Уже поздней ночью мы все впятером пили чай в нашем лагере под близкими зведами и ели хлеб, которым нас угостила китаянка. Обсуждали, что дальше делать, куда податься. Лобнор недостижим, мы оказались в тупике и вынуждены возвращаться обратно.

Мы едем в Турфан. Попробуем попасть на Лобнор другим путём. К северу от Лобнорской впадины тянутся пустынные нагорья Куруктаг и Чёльтаг. Они отделяют высохшее озеро от Турфанской котловины, в которой лежит знаменитый оазис. Попасть на Лобнор с запада нам не удалось, поищем путь с севера.
Ранним утром я созвонился с нашим старым знакомым - водителем Цзи Вэньхуа. Он сначала пообещал приехать за нами прямо в Энпень. Но когда спустя 3 часа я позвонил ему ещё раз, то он пожаловался, что проехать дальше, чем на 5 километров за Тикенлик, не смог. Пришлось нам ехать навстречу по самой жаре.
Дорога и правда оказалась плохой. На ней появились новые песчаные заносы, некоторые из них достигали 50 метров в ширину. Велосипеды приходилось протаскивать вручную. Машина бы здесь застряла. А по обеим сторонам дороги часто попадались свободные от песка ровные и плоские участки древней глины. И на них можно было видеть сухие пни деревьев, которые росли здесь несколько сотен, а может быть и тысяч лет назад.
За 5 км до Тикенлика, в условленном месте встречи мы нашли два листка бумаги, прижатых камнями к дороге. Обе записки имели одинаковое содержание: надпись по-английски "Позвоните мне", номер телефона и подпись по-китайски - "Цзи Вэньхуа". Простой водитель из Корлы проявлял признаки недюжинной сообразительности - он не только не исчез бесследно, не встретив нас, но и догадался продублировать своё послание для большей надёжности. Один листок бумаги, лежащий на дороге, можно проскочить не заметив, но два - вряд ли.
Мы благополучно встретились и погрузили вещи в машину. Перед долгой дорогой сделали ещё одну остановку - у старого военного поста, что на окраине Тикенлика. Там мы долго умывались водой из шланга, а старый дед, охранявший пост, смотрел на нас и добродушно посмеивался.
Стемнело неожиданно быстро. Началась пылевая буря. Вся дорога от Тикенлика до Корлы прошла в сплошной тёмной мути. Поперёк дороги проносило позёмку из песка, а машину заметно подталкивало сильным боковым ветром.
В Корлу мы прибыли уже затемно. На дорогу до Турфана пришлось нанять вторую машину. Цзи Вэньхуа объяснил, что везти пятерых пассажиров в его машине нельзя, а на магистральной дороге полным-полно полиции.
Ночь провели в дороге до Турфана. Останавливались поспать на обочине часа на два.

День слился в однообразную серую пелену без единого яркого события. Едва мы прибыли в Турфан, как сразу приступили к поискам. Нам нужна большая полноприводная машина - внедорожник. Мы расспрашивали водителей, обращались в турагенства, даже подключили к поискам Цзи Вэньхуа, который согласился отложить своё возвращение в Корлу до вечера. Мы бегали, суетились, нервничали. Но всё это напряжение не давало никаких результатов. Турагенства отказывались браться за нестандартную работу, водители боялись ехать в неизвестный район, да и подходящую машину оказалось найти в маленьком Турфане очень непросто.
В конце концов мы распрощались с Цзи Вэньхуа и выгрузили свои вещи на крыльцо большой гостиницы рядом с автовокзалом. Наверное, это самая большая и дорогая гостиница Турфана, но сейчас она была закрыта на ремонт. Её стеклянные двери были замотаны цепями. Никто не мешал нам валяться на рюкзаках и пеновых ковриках.
Здесь, на этом крыльце образовался наш штаб по поиску машины. Сюда то и дело подходили какие-то люди. С каждым из них надо было говорить, торговаться, выяснять их возможности и запросы. Кто-то из них мог говорить по-английски, с ними собеседовал Шура. Остальных опрашивал я. Эта суета продолжилась и после наступления темноты. Но всё было безрезультатно - найти машину так и не удалось. На меня навалилась тяжёлая усталость, гораздо более тяжёлая чем после физического труда. Мысли путались и распадались на обрывки китайских фраз. Болела голова. Но надо было брать себя в руки снова и снова и вслушиваться в быструю, неразборчивую и резкую речь на чужом языке.
В какой-то момент из потока информации мне удалось выхватить имя - водитель Ван - и номер телефона. Мне до сих пор ни разу не приходилось говорить по телефону на китайском языке с незнакомым человеком. Фонетика китайского языка сильно отличается от нашей, поэтому воспринимать беглую китайскую речь на слух очень трудно. При личном разговоре понять собеседника помогают жесты, мимика, наконец особенности данной ситуации. Но при разговоре по телефону нужно рассчитывать только на свой слух и знание языка. При других обстоятельствах я бы ещё долго не решился на такой шаг, но сейчас другого выхода не было. Я набрал номер водителя Вана.
Первые в моей жизни телефонные переговоры на китайском языке прошли успешно. Я не только не умер от стыда за собственную тупость, но даже понял большую часть того, что сказал мне собеседник. Водитель Ван Бои из Урумчи быстро вошёл в курс дела и пообещал приехать в Турфан завтра утром.
У нас уже не оставалось сил на то, чтобы искать гостиницу. Мы раскидали коврики на крыльце и завалились спать. А с площади неподалёку доносилась музыка - там танцевали люди. Вечерний Турфан отдыхал от дневного зноя, сиял огнями и веселился. Видимо, мы не соответствовали его красивому облику, потому что вскоре к нам пришёл полицейский и попросил нас переехать с облюбованного нами крыльца. Куда переехать? - внутрь ремонтируемой гостиницы. Специально для нас открыли стеклянные двери, и ночь мы доспали в пыльном полуразрушенном вестибюле.

Ван Бои оказался человеком лет 45 на вид, крепкого телосложения, слегка полноватым. Он разительно отличался от всех водителей, с которыми нам приходилось иметь дело до сих пор. Он не суетился и не кричал, не пытался набить цену себе и приукрасить сложности предстоящей дороги. Наоборот, он держал себя спокойно и с достоинством. В его словах сквозила та особенная уверенность в себе, которая свойственна людям, хорошо разбирающимся в своём
деле - профессионалам, одним словом. Задачу, которую мы ему поставили, он выслушал внимательно и невозмутимо, как будто речь шла о каком-то будничном деле вроде замены колеса. Машина водителя Вана соответствовала своему хозяину - мощная, большая "Тойота" с багажником на крыше. Её корпус украшали многочисленные наклейки с эмблемами соревнований. Среди них выделялась эмблема автопробега на внедорожниках через Лобнор. Определённо, на этот раз нам по-настоящему повезло с водителем!
И вот мы снова забрасываемся на маршрут. Машина идёт быстро и легко по отличной асфальтовой дороге. За окном тянутся виноградники, разделённые полосами невозделанной земли. По их краям торчат сложенные из кирпича сушильни для винограда. Вскоре долина заканчивается, и дорога входит в горную теснину. Здесь Турфанскую впадину перегораживает хребет Астынтаг. Его склоны лишены всякой растительности, но по речке, вдоль которой идёт дорога, много зелени. Эта долина в горах приятно отличается от окружающих равнин, где всё, что не пустыня, распахано под виноградники. Казалось, что мы попали куда-то в горные районы Узбекистана или Таджикистана. Проносятся одна за другой маленькие деревушки, все они сложены из необожжёного кирпича и прячутся в тени тополей. Мелькают за окном мусульманские кладбища с мазарами. А дорога идёт крутыми витками по склонам гор, открывая нам всё новые и новые виды зелёной долины. Но этот кусочек Средней Азии быстро заканчивается. Дорога вырывается из горной теснины на плоскость равнины, и снова по обе стороны - виноградники в окружении пустыни.
Здесь, у южного склона Астынтага лежит небольшой городок Люкчун. От него дорога идёт дальше на юго-восток к деревне Дыгар - последнему населённому пункту перед подъёмом на горы Чёльтаг, что отделяют Турфанскую впадину от Лобнора. За Дыгаром оазис Турфана заканчивается, и дальше тянется безлюдная местность.
Мы проехали Люкчун, затем Дыгар и, не снижая скорости, помчались дальше на юг. Дорога была асфальтовая, и проложена она была совсем недавно. На спутниковых снимках, которые мы изучали перед походом, здесь была видна лишь грунтовка. В очередной раз мы поразились скорости, с которой китайцы строят дороги.
Местность за окном начала повышаться, но на горы походить так и не стала. Строго говоря, Чёльтаг - это не горы. Это пологие холмы с плавными очертаниями, из которых кое-где торчат крутые останцы. Высота над уровнем моря по ходу движения колебалась от 700 до 1400 метров. Растительности нет практически никакой. Лишь в нескольких местах вдоль всей дороги попадались островки зелени - всё тот же тамарикс. Примечательно, что на нашей карте в этих местах были отмечены горько-солёные источники, но никакой воды там мы не разглядели.
Асфальт кончился через 60 км после Дыгара. Мы оказались на развилке. Три дороги уходили отсюда - на запад, на восток и на юг. Последняя подходила нам по направлению, однако из всех трёх она оказалась самой плохой. И у самого её начала, метрах в 10 от развилки стояла гранитная веха с надписью уже знакомого нам содержания: "Закрытая военная зона. Въезд запрещён." Водитель Ван некоторое время подумал, порасспрашивал водителей двух большегрузных машин, стоявших чуть в стороне, затем уточнил у меня - правильно ли мы едем. Получив моё подтверждение, он спокойно направил машину по дороге на юг.
Навстречу нам непрерывным потоком шли большие грузовики. Они медленно и тяжело переползали с бугра на бугор, и было заметно, что загружены они под самую завязку. А вдоль дороги начали появляться рудники. Расспросив нашего водителя, мы узнали, что здесь добывают медь, железо, золото, гранит и много что ещё, чего я не понял из его ответов. Плоскогорье, такое постынное снаружи, оказалось очень богатым изнутри.
И вот мы приехали в столицу этой горнодобывающей страны - огромный гранитный рудник. Он раскинулся по всей холмистой равнине от края до края. Несколько огромных котлованов прорезали всю равнину. В котлованах ползали бульдозеры, ворочались огромные гусеничные подъёмные краны и суетилось множество крошечных людей. Здесь вырубались гранитные глыбы размером по 2-3 метра. Эти глыбы грузились на машины, которые уползали по дороге на север. И из этих же глыб были построены почти все сооружения рудника. Строители не утруждали себя даже первичной обработкой этих стройматериалов, они просто ставили их прямоугольником и накрывали сверху крышей. Сооружения выглядели грубо и примитивно, но притом очень основательно. Особенно серьёзно смотрелся сортир из двухметровых кусков гранита. Чтобы попасть в него надо было пройти между двух гранитных стен, поставленных на расстоянии около полуметра друг от друга.
Этот "Город троллей" венчал высокий холм со спутниковой тарелкой и вышкой сотовой связи. Отсюда можно было позвонить по сотовому телефону. И более того, здесь имелось интернет-кафе - как раз напротив каменного сортира.
Жаль, что у нас мало времени. Не рассмотрев толком "Город троллей", мы гоним дальше на юг. Дорога стала заметно хуже. Вдобавок, она всё больше отклоняется от той дороги, что занесена в наш навигатор по данным спутниковых снимков. И вот мы приехали на очередной рудник - совсем небольшой по сравнению с предыдущими. На дальней окраине рудника водитель Ван остановил машину. Дальше дороги нет.
Мы выскакиваем из машины. Мы очень хотим найти дорогу дальше. Сумерки скрадывают очертания, но и так понятно, что дорога кончилась. Дальше на юг уходит едва различимая колея. Водитель Ван качает головой - по такой колее ехать нельзя. Было бы у нас две машины - можно было бы рискнуть, но с одной машиной - ни в коем случае. Случится что-нибудь - на помощь прийти некому. Водитель Ван прав, и нам нечего ему возразить. Все молчат. Я смотрю на навигатор. До северного края Лобнора осталось ровно 90 километров.
Вдвоём с водителем Ваном мы пошли расспрашивать местных рабочих. Наугад залезли в одну из стандартных армейских брезентовых палаток, из-под полога которой выбивался луч света. Внутри оказалось полно народу, причём мы попали как раз на ужин. Человек 30 плотно расселись по составленным вплотную железным койкам. Все как один темнокожие, почти чёрные, с грубыми узловатыми руками, в одинаковой рабочей одежде. Работяги торопливо наворачивали лапшу с овощами. Слышались только звуки шкрябания палочек по дну железных мисок и отдельные короткие восклицания. В центре напротив входа стояла железная печка, от неё приятно тянуло жаром.
Мы уселись напротив печки и кратко изложили, кто мы такие и куда едем. Поднялся невообразимый гвалт. Каждый работяга старался перекричать остальных и лично сообщить заезжим гостям исключительно важные новости. Я очень быстро перестал понимать, что мне говорили все эти 30 человек одновременно. В мешанине слов я улавливал одно наиболее часто повторяемое сочетание - "последний рудник". Новость, которую с таким шумом пытались до меня донести, оказалась плохой. Дальше дороги нет. По крайней мере - здешние рабочие ничего про неё не знают.
Нас пригласили на ужин - накормили всё той же лапшой с овощами. Затем нам выделили свободную армейскую палатку для ночлега. Это было очень кстати. Пока мы ужинали, поднялся сильный ветер. Поставить свои палатки нам бы стоило большого труда.
Предоставленная нам палатка находилась метрах в 500 от палатки, где мы ужинали. Туда нас отвёз на машине водитель Ван. Но на месте выяснилось, что в палатке, где мы ели, остались забытыми какие-то вещи, и я вызвался сходить за ними пешком.
Стояла безлунная ночь. Чернота была абсолютной. Мой налобный фонарик выхватывал лишь небольшое светлое пятно у меня под ногами. Местность, которую мне предстояло пройти, была совершенно одинаковой во всех направлениях - ни дороги, ни тропы, лишь однообразные бугры. В палатке, куда я шёл, горел фонарь, и свет его пробивался наружу. Но этот ориентир постоянно терялся за буграми. Я брёл наугад. В довершение всего, ветер постепенно усиливался и как будто сдувал меня с прямого пути. В какой-то момент я почти потерял надежду найти палатку до рассвета. Но тут свет фонаря появился прямо передо мной и я радостно бросился к нему, боясь снова его потерять. Едва я переступил порог палатки, как дизельный генератор, питавший освещение по всему руднику, отключился и рудник погрузился в окончательную темноту.

Проснувшись, мы сразу сели в машину и поехали обратно. Водитель Ван объяснил, что ему нужно позвонить нескольким своим друзьям, бывавшим на Лобноре, чтобы выяснить, как же всё-таки туда ехать. Ближайшее место, где есть сотовая связь - это гранитный рудник, "Город троллей". И вот мы едем в обратную сторону, чтобы позвонить по телефону.
В "Городе троллей" мы узнали следующее. Дороги от рудников до Лобнора действительно нет, по крайней мере - никто о ней не знает. Значит, мы снова оказались в тупике. Но есть другая дорога на Лобнор, с северо-востока. Оказывается, уже несколько лет на дне высохшего озера добывают калиевую соль. Соляной рудник находится почти в самом центре бывшего озера, а при нём построен целый город, который так и называется - Лобнор. Насколько велик этот город, никто толком не знал. Но то, что этот город существует, нам подтвердили несколько разных человек. Дорога, ведущая в город Лобнор (асфальтовая - уверяли нас), начинается в Хами - крупном городе, лежащем в 400 километрах к востоку от Турфана.
Было такое ощущение, что нам рассказывают сказку. Где это видано, чтобы город стоял посреди пустыни? Где нет питьевой воды, где не растёт ни травинки. Где только лёсс да солончак во все стороны на десятки, а то и сотни километров. Город Лобнор казался таким же сказочным, как град Белый Китеж, только Китеж ушёл с земли в озеро, а Лобнор появился на земле вместо озера.
Ничуть не менее сказочной казалась дорога из Хами в Лобнор. Эти два места разделяют 400 километров пустыни Гашунская Гоби. Согласно картам, там нет никаких населённых пунктов, это совершенно безлюдная и пустынная местность. В голове не укладывалось то, что через эти бесконечные каменистые холмы протянулось асфальтовое шоссе.
Вдвоём с водителем Ваном мы принялись чертить ручкой в тетради, чтобы понять, как идёт эта дорога. Выходило, что она должна проходить недалеко от вчерашнего перекрёстка, где кончился асфальт. А что если уходящая с перекрёстка на восток грунтовка выводит как раз на дорогу Хами-Лобнор? Водитель Ван сделал ещё пару звонков и получил подтверждение догадки - от перекрёстка до Лобнорской дороги около 100 километров. Грунтовка, но вполне сносная.
Но радость наша оказалась преждевременной. Водитель Ван наотрез отказался везти нас в город Лобнор. Город этот является закрытой военной зоной, и находиться в нём иностранцам запрещено. Наши уговоры были бесполезны. Водитель Ван слов на ветер не кидал. Вежливо, но твёрдо он повторил, что везти нас в закрытую зону не имеет права. Затем он вспомнил, что в автопробеге по Лобнору, в котором он участвовал несколько лет назад, также пытались поучаствовать несколько иностранцев - так тех сняли с соревнований по требованию военных. Нет, водитель Ван не торговался и не набивал цену. Если он сказал - нет, значит - действительно нет.
В качестве утешения он предложил забросить нас на самый дальний рудник, где мы сегодня ночевали, а через 3 дня оттуда нас забрать. Было бы у нас больше времени, нас бы устроило это предложение. Но за 3 дня мы едва успеем пройти своим ходом 90 километров до Лобнора. И уж точно не успеем вернуться обратно. А больше трёх дней мы выделить не можем, потому что иначе рискуем опоздать на самолёт в Алма-Ате. Слишком мало у нас времени, решили мы - и отказались от предложения водителя Вана. Мы вернёмся в Люкчун, чтобы там найти другую машину с более сговорчивым водителем. Или - более безответственным...
Обратная дорога промелькнула почти незаметно. Мощная машина, управляемая опытным водителем, как будто мгновенно перенесла нас с гранитного рудника в городок Люкчун. Мы присмотрели местечко в тени тополей и выгрузили там свои вещи. Наш водитель извинился, что не смог выполнить свою задачу, и пригласил нас отобедать вместе с ним, когда мы будем проезжать через Урумчи на обратном пути. Было видно, что ему досадно не меньше, чем нам. Ван Бои из Урумчи простился с нами, сел в машину и умчался домой. А мы остались сидеть на куче барахла. За два дня непрерывного движения мы почти не приблизились к цели.
Место, где мы выгрузились, оказалось крыльцом какой-то лавки или харчевни. Заведение было заперто, но соседние - открыты. Мгновенно вокруг нас столпились зеваки. Из лавки по соседству заорала на всю улицу какая-то отвратительная попса. Выли и громыхали проезжающие по улице машины. Воняло чем-то пряным и пережаренным. Жара...
Зеваки. Особый вид бездельников, который попадается в любом провинциальном местечке Китая. Просто встаньте посреди улицы - вокруг вас сразу соберётся человек пять (а то и двадцать пять) местных олухов. Они просто стоят и глазеют. Можно подумать, у них нет работы, семьи, вообще нет никаких дел в этой жизни - только стоять часами напролёт и глазеть на иностранца. Идёт время, солнце жарит - но они так и не уходят. Сейчас я пишу в дневнике эти строки, а через моё плечо силится заглянуть в тетрадь болван лет 30 от роду. Всё равно ведь ни слова не прочитает, но таращится во все глаза, рискуя вывихнуть шею.
Чтобы не погрязнуть окончательно в унынии и раздражении, сразу приступаем к главному делу - поиску машины. Снова заваривается давно приевшаяся каша. Разговоры, разговоры, разговоры... Поиски осложняются тем, что большинство местных жителей слабо представляют себе, где находится Лобнор и как туде ехать. Зато каждый болван из-за прилавка с шашлыком готов лезть из кожи вон, чтобы потрепаться с чужестранцем.
От местных узнали, что по закону иностранцы должны получить регистрацию в местном отделении полиции. Решили поиграть в законопослушных путешественников. Да и чем чёрт не шутит, поймают нас в закрытой военной зоне - так хоть регистрацию из Люкчуна предъявим. Так мы рассудили и вдвоём с Шурой направились в отделение полиции становиться на учёт. В отделении мы проторчали не менее получаса. Всё это время двое сотрудников обзванивали всех своих начальников (отдыхающих по домам) и пытались выяснить, что же делать с нежданно нагрянувшими "лаоваями" (иностранцами). Похоже, начальство умело избавляться от проблем - в конце концов нас обязали ехать сегодня же в уездный город Шаньшань (которому подчиняется Люкчун), получить регистрацию там, а уж после приезжать регистрироваться сюда. Мы с Шурой пообещали поступить именно так и под шумок дали дёру из полиции, проклиная ту минуту, когда нам пришла в голову мысль стать законопослушными путешественниками.
В процессе поиска машины мы познакомились с двумя водителями, обладателями грузовичка. Договориться с ними о заброске так и не удалось, но зато договорились о ночлеге. Они живут в доме на окраине городка. Во дворе этого дома мы поставили наши палатки. Грязно, даже умыться толком негде. Но усталость пересиливает все остальные чувства - спать хочется больше, чем умыться.

Сегодня - день отдыха. Отдыхаем от надоевших поисков машины, к тому же бесплодных.
Решили покататься на велосипедах по окрестностям. Во дворе дома, где ночевали, устроили сбор снаряжения. Собрали велосипеды, установили на них рюкзаки - как будто отправляемся в настоящий поход. Жильцам окрестных дворов было на что поглазеть.
Перед отъездом. Шура попросил меня ещё раз поговорить с водителями - хозяевами дома. Я через силу согласился. Примерно полчаса я сидел между двумя этими кретинами и повторял то, что уже было сказано прежде раз двадцать. Они хором орали мне в уши с двух сторон и одновременно воняли своими сигаретами. С третьей стороны вонял сигаретой Шура (он успел подстрелить её у водил), бубнил то же самое, но по-русски, и как-то грустно улыбался. В какой-то момент я выпал из этого вонючего треугольника, попросту перестав понимать всех троих. Тогда я встал и вышел на улицу. Лучше бы я просидел всю эту неделю на солончаке посреди пустыни.
Сели на велосипеды, выехали из грязного двора, покатились по улице. Наконец-то! Снова я веду велосипед по дороге. Можно на целый день забыть обо всех проблемах и снова почувствовать себя в походе.
Выехали на развилку. Налево - дорога в Турфан, там высится хребет Астынтаг, тот самый, где течёт быстрая речка в зелёном ущелье. Направо - дорога в Шаньшань, и там взгляд теряется в дрожащем жарком мареве. А на развилке стоит придорожная харчевня. Останавливаемся на завтрак.
Всё-таки разница культур порой приводит к забавным последствиям. У меня была пара случаев, когда мне приходилось учить китайцев заваривать чай. В этот раз Шура и Саша взялись учить хозяйку харчевни, уйгурку, готовить яичницу. Объяснили, как смогли. Хозяйка понимающе покивала головой, схватила большой кан, поставила его на огонь, налила в него воды и начала разбивать туда яйца одно за другим. На четвёртом или пятом яйце Шура с Сашей успели схватить её за руки. Дальше за готовку взялись они сами. Воду из кана вылили, взамен налили масла из нашей раскладки и разбили туда уцелевшие яйца. Пока один жарил яичницу, второй отгонял хозяйку, которая бегала вокруг и пыталась спасти кан.
Позавтракав, мы двинулись на восток, по правой дороге. Равнина становилась всё уже. Слева высился хребет Астынтаг. На его крутых лёссовых склонах выделялись тёмные промоины с глинистым дном. Но ни воды, ни растительности нигде видно не было. А справа вырастали высокие песчаные барханы гор Кумтаг. Мы нашли боковой отворот с дороги и свернули к Кумтагу, чтобы рассмотреть его поближе.
"Кумтаг" - дословно "песок-горы". Барханы высотой метров по 100-150 поднимаются над ровной как стол равниной. Песчаные горы вздымаются крутыми волнами и уходят за горизонт. Но на равнине песка нет. Граница между песчаными горами и глинистой долиной отчётливо видна. Почему эта граница не нарушается, почему барханы не рассыпаются по всей равнине? Как появились эти песчаные горы и почему они оказались такими устойчивым? Это загадка.
На Кумтаге мы задержались часа на три. Дневная жара была в разгаре, но уезжать не хотелось. Сначала мы долго снимали на фото и видео. Потом просто любовались барханами. Их резко очерченные контуры беспорядочны и в то же время совершенны. Можно долго блуждать по ним взглядом, скользить по гребням, скатываться во впадины, и при этом наступает состояние покоя и расслабленности.
Но на ночлег мы отправились в другое место - то самое, что мы присмотрели ещё по пути из Турфана. Туда, где быстрая речка прорезает голый хребет Астынтаг. Где есть вода, деревья и тень. Мы въехали в долину по дороге на Турфан, затем сошли с дороги, перешли речку вброд и расположились на противоположном берегу. Здесь на каменистой отмели, под крутой стеной нашлось место под обе наши палатки.
Вечером пришла пора снова отправляться на дело. Дел целых два: купить местного виноградного вина и, как это ни пошло и банально, найти машину на Лобнор. На первое задание отправляется Саша. Я снабжаю его грамотой - листком бумаги с надписью по-китайски "Я хочу купить виноградного вина". Саша бережно прячет эту грамоту в карман и отбывает верхом на велосипеде в сторону ближайших виноградников. На второе дело отправляемся мы с Шурой вдвоём - два уже практически профессиональных переговорщика с водителями. Выходим пешком на дорогу и начинаем голосовать.
Едва я поднял руку, как остановился трёхколёсный драндулет с кузовом - этакий мотоцикл с кабиной. Пожилой китаец взял нас с собой до Люкчуна, но поинтересовался, глядя на наши бороды - не из Пакистана ли мы.
В Люкчуне мы поели шашлыка и, нехотя, больше для очистки совести подошли к лавке, у которой стоял припаркованный грузовичок "Ниссан". Лавка оказалась уже заперта. Из неё к нам вышел толстый неторопливый дядька-уйгур, владелец "Ниссана". Я привычно оттарабанил ему наши цели и задачи. Тот, как обычно, сказал что никуда не поедет, потому как машина занята по делам фирмы. А вот дальше события стали развиваться совсем не так, как мы ожидали.
Дядька-хозяин "Ниссана" позвал нас внутрь лавки. Внутри оказался маленький магазинчик садовых удобрений. Мы сели на стулья у стены, дядька сел за компьютер. На экране развернулась карточная игра по интернету. Дядька играл в неё не отрываясь. Лишь иногда он подносил к уху телефон, и тогда комната наполнялась быстрой уйгурской речью. По отдельным знакомым словам я понимал, что обсуждается наш маршрут заброски на Лобнор. Затем разговор прекращался, и снова дядька погружался в свою игру. Мы с Шурой молча сидели и жевали лепёшку.
Через час этого сидения у нас была машина. Точнее - две. Первая - от Люкчуна до Хами, вторая - от Хами до Лобнора.
Толстый дядька познакомил нас с водителем первой машины, проводил до двери своей лавки и пожелал удачи. Затем он снова вернулся к игре в карты по интернету. Он оказал нам огромную услугу. Но выглядело это так, как будто, он отвлёкся на какую-то несущественную мелочь, вроде как подсказал, который сейчас час. Я молчал, не зная, как к этому относиться. Шура всё объяснил - просто мы встретили бодхисатву помощи всем живущим на земле существам.
До места ночёвки нас довёз водитель - тот самый, что завтра повезёт нас в Хами. В лагере нас встретили неспящие Паша и Андрей. От них мы узнали, что Саша уже спит, отдыхая после тяжких трудов. Что вернулся он с двумя бутылками вина и четырьмя - пива и сам - пьяный. Что местные крестьяне-уйгуры отказывались понимать мою китайскую писанину и направили Сашу к единственному грамотному человеку в округе - полицейскому. Тот же, прочитав Сашину грамоту, несказанно обрадовался и взялся лично поспособствовать Саше в деле приобретения вина. В результате этого плодотворного сотрудничества оба они напились пивом до состояния полного взаимопонимания. Поначалу они объяснялись с помощью ручки и блокнота (этот блокнот мне довелось увидеть собственными глазами; в нём с помощью корявых картинок освещены самые различные вопросы - от повседневного городского быта до морально-этических и религиозных аспектов отношений между мужчиной и женщиной). Затем они пели песни. Языковой барьер был затоплен, а затем и вовсе смыт спиртосодержащими жидкостями.

Снимались с лагеря затемно. Не теряя времени на завтрак, собрали вещи и установили рюкзаки на велосипеды. Перешли вброд речку при свете фонарей и вытащили велосипеды на дорогу. Здесь, на обочине дождались машины.
Дорога повиляла по тесному ущелью и выбежала на открытую местность. Позади, в глухих распадках остались предутренние сумерки, хранящие сонный покой, впереди же раскинулась широкая равнина, залитая светом восходящего солнца. Дорога вела прямо на восток, навстречу свету нового дня, навстречу новым тревогам и надеждам. Наша третья попытка достичь Лобнора началась.
Состояние заброски на маршрут стало уже привычным. Снова мы сидим в машине, которая нас куда-то везёт. В любом другом походе такой переезд показался бы очень насыщенным различными событиями, но в этот раз всё было буднично и лишено ярких впечатлений. Может быть поэтому дорога до Хами почти не отложилась в памяти. А может дело в том, что скоростное шоссе Турфан-Хами одинаково хорошо на всём своём протяжении и потому не оставляет никаких особенных воспоминаний.
В Хами мы задержались ненадолго. Перекидали вещи из одной машины в другую, поменяли деньги в банке, поели. Наш новый водитель - уйгур по имени Мэймэйти. Это высокий и крепкий парень лет 25 на вид, со смуглым лицом и широкими, совсем не монголоидными глазами. С собой он взял младшего брата, потому что, как сам объяснил, один ехать боится. Мне и раньше приходилось слышать от водителей страшные сказки о том, что в пустыне полным-полно волков, леопардов и тигров, но я считал всё это вымыслом, имеющим одну-единственную цель - слупить побольше денег. На этот раз я убедился в том, что здешние водители и правда боятся диких и пустынных мест. Младший брат занял место впереди, рядом со старшим, откуда время от времени оборачивался, бросая на нас любопытные взгляды. Наша машина - большой микроавтобус "Ивеко" - проехала по центральным улицам города. Хами - большой город, гораздо больше Турфана, но рассмотреть его толком нам так и не удалось. Сразу за городом начались поля и виноградники, а затем, без плавного перехода пошла каменистая и холмистая пустыня.
Асфальтовая дорога отличного качества плавно виляла среди бурых пологих холмов. Вид за окном был однообразен. Пустыня из окна автомобиля воспринимается совсем не так, как с велосипеда. Нет того погружения, которое позволяет научиться различать разнообразие и красоту пустыни, и которое возможно только после продолжительного пребывания в ней. Наоборот, холмы и ложбины кажутся совершенно одинаковыми и безликими, как обои на стене. Эти виды быстро нагнали сон на всех нас.
Когда мы проснулись, вид за окном уже был другим. На смену каменистым холмам пришли хорошо знакомые нам ярданги на лёссовой плоскости. Тут и там проступали грязно-белые пятна соли. Дорога заметно ухудшилась, на ней появились ямы, колдобины. Мы приближались к цели. Участок пустыни Гоби уже остался позади, и теперь мы ехали по местам, когда-то бывшим дном огромного озера. Теперь уже было не до сна. Мы поочерёдно вглядывались то в карту, то в экран спутникового навигатора. И вот свершилось - линия нашего пути пересекла береговую линию озера, отмеченного на нашей карте. За окном ничего не изменилось - всё те же ярданги, но мы теперь знали, что достигли озера Лобнор. А дорога вела всё дальше, к загадочному городу в его центре.
Я разглядывал карту, когда услышал возглас Шуры: "Засеки точку!" За окном промелькнул отвилок, уводящий куда-то на запад. Я успел заметить, что там, куда уходит этот поворот, виднеется какая-то вышка. Может быть, этот отвилок нам пригодится, поэтому я занёс координаты поворота в навигатор.
Дорога стала совсем плохой. Она уже сплошь состояла из ям и бугров, при том что по-прежнему была асфальтовой. Машина медленно ползла, содрогаясь и подпрыгивая. Я балансировал на сиденье, удерживая в одной руке карту, в другой - навигатор. В машине застыло тревожное молчание - все ждали развязки, которая ожидала нас в конце этой дороги.
И вот она расширилась и упёрлась в закрытый шлагбаум у раскрашенного под камуфляж КПП. Дальше виднелись ещё какие-то строения, но разглядеть их в сумерках было нельзя. А за строениями высилось что-то белое и широкое - то ли низкий хребет, то ли огромный вал. От КПП отделился солдат, он подошёл к окну водителя. Что сказал ему Мэймэйти, я не расслышал, но солдат отошёл и шлагбаум поднялся. Мы въехали на территорию закрытого города.
Машина медленно поехала мимо домов, лавок, харчевен. Потом слева появилось двухэтажное здание - отделение полиции. Напротив него Мэймэйти остановил машину и начал расспрашивать каких-то людей. Эта суета под самым носом у полиции ничем хорошим для нас кончиться на могла. С минуты на минуту нас кто-нибудь заметит, или проболтается наш водитель, и тогда весть о нелегально пробравшихся иностранцах облетит весь закрытый город. Как только Мэймэйти вернулся к машине, мы сообщили ему наше решение: сейчас же уезжаем из города. Едем до поворота на запад, того самого, который видели на подъезде к городу, сворачиваем на него, едем по боковой дороге докуда пройдёт машина и там выгружаемся. Однако, наш водитель не понимал сложности нашего положения. Вместо того, чтобы ехать к выезду из города, он повёл машину к автозаправке, которую ему показали местные. Пока машина заправлялась, мы сидели как на иголках, ожидая, что вот-вот дверь откроется и в салон заглянет человек в военной форме.
На выезде нас опять не задержали. Мы благополучно миновали КПП со шлагбаумом и потащились по разбитой дороге в обратную сторону. Уже окончательно стемнело.
Боковая дорога оказалась грунтовой, но ровной, и машина поехала по ней быстрее, чем по продавленному асфальту главной. Вскоре впереди появились какие-то огни. На ровной как стол и погруженной во тьму местности невозможно было определить расстояние до них, но было заметно, что они постепенно приближаются. Наконец, мы выехали на площадку перед белым двухэтажным зданием. В светящемся окне здания как раз напротив нас был виден человек, сидящий за монитором. Сквозь шум двигателя пробивался какой-то другой гораздо более мощный гул, но источник его терялся где-то в темноте.
Мы решили останавливаться на ночлег прямо здесь, чуть в стороне от здания. Уже не было возможности искать какое-то другое, более подходящее место. Невозможно было даже понять - куда мы приехали? Что это за объект?
Я выпрыгнул из машины и прошёл чуть вперёд, присматривая место под палатки. Метрах в 30 от здания я увидел закрытый шлагбаум со знаком "Въезд запрещён". За шлагбаумом виднелся мост. Я подошёл к шлагбауму вплотную и только тогда увидел, что под мостом течёт вода. Целая река шириной метров 10 вытекала из темноты, проносилась в узком пятне света от моего фонарика, и снова исчезала в ночной черноте. Зрелище это казалось нереальным. Не может быть, чтобы посреди пустыни текла целая река! Здесь просто неоткуда взяться такому огромному количеству воды. Но зрение не обманывало меня - вода пенилась, крутилась водоворотами и уходила куда-то в сторону источника громкого гула.
Завтрашний день должен дать ответ на все накопившиеся сегодня вопросы. А сейчас надо ложиться спать. Я изложил водителю и его младшему брату наши планы. Планы такие: завтра весь день мы катаемся по окрестностям на велосипедах. Вечером, в 22:00 встречаемся здесь, на месте расставания. Если к этому времени мы не появимся, значит с нами что-то случилось. В этом случае Мэймэйти должен поехать в город Лобнор, зайти в отделение полиции и сообщить там, что мы пропали. Эти двое сообразительных молодых людей минуту обдумывали мои последние слова, затем выдали своё предложение - нельзя ли отдать им часть денег, которую по договорённости они должны были бы получить с нас после возвращения в Хами? Я твёрдо и немного зло отрезал - нельзя. Мол, завтра вернёмся обязательно, потому что должны вам деньги.
Вскоре к нам пожаловали гости. Несколько человек из двухэтажного здания пришли выяснять, что за посторонние проникли на объект. Двое из них были одеты в чёрную форму с нашивками службы безопасности компании, добывающей на Лобноре калиевую соль. Эти двое особенно пристально рассматривали нас и долго расспрашивали водителя. Не добившись от нас ничего толкового и, по-видимому, убедившись в наших миролюбивых намерениях, они удалились обратно к своему зданию.
Снова мы ночуем в пустыне. Снова над нами звёздное небо, а вокруг - дикие просторы на многие километры. Но угрожающе гудит рядом неизвестный механизм, и внимательно смотрят в темноту огни странного объекта по соседству.

Красный шар солнца медленно выполз из-за горизонта и повис над пустыней, постепенно набирая высоту. Нашим глазам предстала бурая равнина, покрытая трещинами и буграми, но при том лишённая малейших поднятий и впадин. Эта мятая и потрескавшаяся плоскость тянулась до самого горизонта на три стороны - север, восток и юг. По ней без всяких препятствий дул сильный северо-восточный ветер, лишь время от времени ослабевавший.
С западной стороны равнину ограничивал вал высотой около трёх метров явно рукотвортного происхождения. Вал ровной прямой уходил на север, как будто кто-то вычертил его на плоскости пустыни по огромной линейке. Чуть южнее нашего лагеря он заканчивался, и там виднелись строения объекта, который мы не смогли рассмотреть накануне вечером. По-прежнему оттуда доносился ровный гул.
За завтраком и сборами думали, как потратить оставшийся день. Ехать в город Лобнор пока преждевременно - там нас сразу поймают военные или полиция. Оставаться на месте не желательно по тем же причинам. Очень заманчиво выглядела дорога, уходящая на запад, сквозь вал. Если нам повезёт, то двигаясь по ней мы найдём путь к северо-западной оконечности Лобнора, к устью Конче-дарьи. К тому же не давала покоя река, что привиделась мне в ночной темноте, она должно быть скрывается как раз за валом.
Мы сложили в машину все ненужные вещи. Водитель Мэймэйти и его младший брат не торопились уезжать и глядели на нас во все глаза. Любопытство в них пересилило страх перед властями, и теперь им нетерпелось узнать - что же мы будем делать дальше? Мне пришлось заставить их уехать. Наконец, мы остались одни.
Преграждавший дорогу шлагбаум с грубо нарисованным от руки знаком-"кирпичом", не долго думая, перелезли. Сразу за ним оказался стальной мост. А под мостом ровным и мощным потоком текла вода.
Это была не река. Искусственный канал шириной около 10 метров идеальной прямой уходил от моста на север и терялся за горизонтом. По обоим его берегам высились трёхметровые валы выбранной земли с проложенными поверху техническими дорогами. С южной стороны от моста канал проходил ещё метров 200 и упирался в чёрно-жёлтое стальное сооружение - плотину высотой с пятиэтажный дом. До сих пор мы не могли видеть эту махину полностью, потому что её почти целиком загораживал ближайший к нам вал. Вот и открылся источник громкого и равномерного гула.
Ещё более впечатляюще, чем все инженерные сооружения, выглядела вода в канале. Она была чистая, прозрачная и при том ярко-синяя. Воду такого цвета можно было бы найти в горных озёрах или на морских курортах, но только не в канаве посреди пустыни. Сквозь её толщу было видно дно, и нельзя было понять, на какой оно глубине. Но при взгляде на покрытые белой коркой кромки берегов становилось ясно, что вода эта очень солёная.
Засматриваться на красоты было некогда - в любой момент нас могли заметить с плотины. Мы проскочили мост, второй вал. Перед нашими глазами открылся выровненный бульдозерами пустырь, дальний край которого ограничивал - вот неожиданность! - ещё один вал, идущий под острым углом к каналу, который мы только что пересекли. Ещё один канал, приток первого? В нетерпении мы проскочили отделявшие нас 300 метров, бросили велосипеды и вскарабкались по сыпучему склону. Под нашими ногами опять текла красивая тёмно-синяя вода меж грязно-бурых берегов.
Второй канал преградил нам путь на запад. Ехать вдоль него можно было бы очень долго - его прямая линия уходила на север на сколько хватало глаз. Вдоль тянулась дорога, но она была совсем не накатанной, очевидно, ездят по ней крайне редко. Пока мы соображали, куда податься, от моста примчалась машина. Сидевший за рулём парень в форме местной службы безопасности попросил нас вернутся за шлагбаум и больше через него не перелезать. Мы подчинились.
Теперь, когда наше присутствие хоть и не было секретом для людей на плотине, но как будто не очень им мешало, мы решили рассмотреть всё поподробнее. Поначалу нам казалось, что это такая небольшая гидроэлектростанция, которую китайцы ухитрились соорудить на загадочных солёных реках. Но когда мы приблизились вплотную и увидели воду по обе стороны плотины, стало очевидно, что ГЭС так работать не может. Уровень воды после плотины был на 4-5 метров выше, чем перед плотиной. Постепенно до нас стала доходить сущность этого объекта, а заодно и вся картина технологии добычи соли на Лобноре.
Это сооружение не вырабатывало электроэнергию за счёт падения воды. Наоборот, оно её тратило на подъём воды. Поднятая таким искусственным образом вода могла течь несколько десятков километров, которые иначе бы она никак не протекла из-за отсутствия на дне древнего озера естественного уклона. Проходя несколько каскадов, солёная вода приходит на комбинат, где из неё путём выпаривания добывают соль. Комбинат находится в месте, которое обозначено на новых китайских картах, как город Лобнор. Отсюда до него около 20 км. Значит, мы оказались как раз в начале последнего каскада.
Вниз, на юг от плотины уходил один широкий канал. С севера приходило целых три канала, они сливались под острыми углами и образовывали небольшое озеро. Третий, самый дальний от нас выглядел самым мощным и самым широким. Бурлящая вода выбрасывалась из насосов, скрытых в толще плотины. Погруженные в воду части конструкции покрывала толстая белая корка соли, время от времени эту корку срывало потоком и куски белого панциря исчезали в густой белой пене. Дно каждого канала было выстлано какой-то тканью, края которой выходили из воды по берегам. Эта ткань, насквозь пропитавшись солью, изолировала чистую воду от грунта.
Наше путешествие превратилось в экскурсию по достопримечательностям китайской промышленности. Придя к такому выводу, мы решили двигаться по главной дороге прямиком в город Лобнор, по пути обследуя все повороты с неё на запад. От станции подъёма воды до выезда на дорогу Хами-Лобнор было около 6 километров, мы проехали их при сильном боковом ветре. Но едва мы выехали на асфальт и повернули на юг, как ветер стал попутным и скорость движения резко возросла. Асфальт здесь клали прямо на солончак, и из-за такой ненадёжной основы он весь пошёл буграми и бороздами. Похоже, эту дорогу строили в большой спешке.
По пути до города нам попался всего один съезд с дороги на запад. Хорошо укатанная грунтовка вывела к широкому котловану, вырытому, наверное, при разведке залежей соли. На дне котлована обнаружилась маленькая лужица солёной воды. Землю, словно потрескавшийся панцирь, покрывал бурый лёсс, слежавшийся с солью до каменной твёрдости. А под этим панцирем - только чистая белая соль с желтоватыми и розоватыми пятнами.
Когда, наконец, перед нами в прямой видимости возник камуфляжный КПП, мы остановились, чтобы собраться всем вместе. В дневном свете отчётливо различались белые бетонные дома, трубы, градирни. На заднем плане высилась белая стена - то, что вчера в сумерках показалось нам не то хребтом, не то валом. Теперь стало понятно, что этот вал целиком насыпан из соли. Весь солёный город предстал перед нами, и до его границы оставалось не более пятисот метров. Мы помедлили ещё чуть-чуть. Затем тронулись с места, разогнались и на полной скорости пролетели мимо КПП. Не дожидаясь, пока оттуда кто-нибудь выйдет, мы сразу помчались дальше, вглубь города.
Слева остались невзрачные халупы и ларьки, каких полно в любом маленьком китайском городишке. Сразу за ними последовало двухэтажное здание отделения полиции, тоже ничем не примечательное. Иная картина развернулась справа. Там вставали новые многоэтажные дома современного города, выстроенные в стиле пластик-стекло-бетон. Узнавалось здание городской администрации, на его широком фасаде красовался герб КНР. За жилыми домами шли промышленные здания, цеха, склады. Висела на высоте третьего этажа галерея транспортёра. Все эти сооружения, очевидно, были построены совсем недавно, да и место, где они стояли, напоминало одну большую стройплощадку. Стройка ещё не закончилась, но добыча уже шла полным ходом. Мимо нас постоянно проезжали тяжёлые грузовики и спешили по своим делам десятки рабочих, одетых в одинаковые чёрно-красные комбинезоны с эмблемой компании на правом плече.
Цеха остались позади. Дорога крутым подъёмом вывела нас на высокую насыпь. Мы один за другим взъезжали на неё и резко останавливались, замерев от изумления. Вместо ожидаемого вида иссушенной и потрескавшейся равнины до горизонта перед нами открылась водная гладь. Вода была нежно-голубой, слегка зеленоватой, и грязно-бурые берега ещё больше подчёркивали её нездешнюю красоту. Сильный ветер гнал по ней высокую рябь.
Долго разглядывать феномен воды в озере Лобнор нам не пришлось. Словно по волшебству на дороге возник большой полицейский внедорожник с мигалками. Подъехав к нам, он включил всю свою "цветомузыку", требуя, чтобы мы остановились. Из машины резво выпрыгнули два бойца в камуфляже. Обзор достопримечательностей закончен - мы задержаны и должны проследовать в отделение полиции. Под конвоем полицейской машины мы медленно и уныло докрутили педали до отделения. Задержание, о котором долго и упорно предупреждали нас отдельные предусмотрительные товарищи, свершилось.
Единственным сотрудником полиции, знавшим английский язык, оказался молодой толстяк в очках, очень интеллигентной внешности. Он и занялся нашим допросом. Остальные полицеские сидели рядом и время от времени задавали свои вопросы по-китайски, которые толстяк переводил. После нескольких общих вопросов и проверки документов бойцы взялись обследовать наши фотоаппараты, карточки памяти, приборы спутниковой навигации. Подчиняясь требованию местного секретчика, нам пришлось удалить все фотографии, на которых присутствовали здания и сооружения комбината. Удалять эти снимки было очень жалко. Мы долго пререкались и торговались, но полицейские оказались ребятами стойкими и свои должностные инструкции выполняли на отлично.
Постепенно протокольная часть допроса завершилась, чем мы и воспользовались, чтобы начать задавать англоговорящему полицейскому свои вопросы, которых у нас накопилось немало. Тот поначалу отвечал неохотно, видимо, помня о своих служебных обязанностях. Тогда Шура нахально заявил, что мы проголодались, и предложил пойти куда-нибудь пообедать. Вся компания из троих полицейских и пятерых задержанных переместилась из допросной комнаты в харчевню. Там обстановка более способствовала непринуждённой беседе.
Сведения о городе Лобнор, которые мы узнали от полицейского, хоть и скудны, но других источников у нас всё равно не было. Город был заложен в 2002 году по приказу правительства. Его назначение - добыча калиевой соли, запасы которой здесь просто огромны. По бумагам город существует уже седьмой год, но в действительности городом не является до сих пор. Причина проста - нет воды. Воду для питья и приготовления пищи сюда привозят на машинах из Хами. Вода для мытья здесь не предусмотрена. Все, кто трудится на комбинате или на других вспомогательных работах - все эти люди приезжают сюда на трудовые смены и по сути являются вахтовыми работниками. А сам Лобнор - вахтовый посёлок.
Был ещё один важный вопрос, который не давал нам покоя на протяжении всего дня - откуда берётся огромная масса воды, которая пригоняется сюда по каналам? Впрочем Саша уже предугадал ответ, а наш собеседник подтвердил его догадку - воду выкачивают из-под земли. Вся соль, что добывается на комбинате, растворена в этой подземной воде. Воду разливают по искусственным озёрам, откуда она быстро испаряется под палящим лобнорским солнцем, а соль после этого остаётся только сгрести бульдозером. А что будет, когда вода под землёй закончится? - спросил я. Мой собеседник пожал плечами - это не его забота.
Зато нам хорошенько разъяснили, что город Лобнор находится в закрытой военной зоне. Въезд в зону для иностранцев строго запрещён, и нет таких пропусков, которые позволили бы этот запрет обойти. Вы первые иностранцы, приехавшие в город Лобнор - сказали нам.
Сразу после обеда нас вежливо, но твёрдо выпроводили из города. Машина, в которой мы приехали, нашлась тут же неподалёку, у соседней харчевни. Пока англоговорящий интеллигент беседовал с нами, два бойца в камуфляже по-китайски и в гораздо менее церемонных выражениях вразумляли бедолагу Мэймэйти. Тот старательно усваивал, куда не следует возить иностранцев. На прощание полицейские пожелали сфотографироваться с нами - на их фотоаппарат. Мы не возражали, но когда предложили сделать такой же снимок на наш фотоаппарат, те резко воспротивились. Интеллигентный толстяк пожал мне руку и произнёс стандартную формулу вежливого прощания: "You are welcome" - "Приезжайте ещё". Тут же сам понял всю неуместность этой фразы и рассмеялся.
Наша машина отъехала от отделения полиции, но на выезде из города её снова остановили - на этот раз вояки, охраняющие КПП. За неполные сутки они ухитрились дважды проспать наше проникновение в закрытый город, охрану которого им вверило правительство, и теперь, как видно, взялись навёрстывать упущенное. По команде лейтенанта с суровым и решительным лицом в машину влез тощий и маленький солдатик. Жутко стесняясь, он промямлил, что должен досмотреть наши вещи. Какое-то время он и правда вглядывался в кучу барахла, наваленную в хвосте машины, рискуя сломать тонкую шею, а с передних сидений на него также внимательно смотрели пять угрюмых бородатых рож. Потом солдатик выпрыгнул наружу, и лейтенант махнул рукой - путь свободен.
Машина медленно поковыляла по колдобинам. Город Лобнор, подобно призраку, мгновенно исчез, растворился в сухом воздухе. В этот миг куда более реальными стали все те города, что ждут нас впереди - в которых текут пресные реки, растут деревья и нет шлагбаумов, зон, полигонов. Младший братишка водителя бросил на меня хитрый взгляд и спросил : "Устали?" Я молча кивнул. Начался наш путь домой.